Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал

Камша Вера Викторовна

— Капитан! — Руперт ухватил спящего за плечо. — Господин Роткопф!

Кавалерист мотнул головой. Нос его заострился, и весь он был каким-то синюшным. Отравился или отравили?!

У изголовья — какие-то склянки и кружки. Там просто обязана быть вода. Руппи метнулся назад, под ребро опять ударили, но слабее, или он привыкает? Вода нашлась. По крайней мере, судя по виду, в кружке была именно она. Руперт от души плеснул в лицо Роткопфу, прикидывая, что делать, если не поможет. Помогло. Офицер чихнул, дернул головой и разлепил обведенные темными кругами глаза.

— Господин Фельсенбург? — прохрипел он. — Вы… Вы встали?

— Да, —

не стал вдаваться в подробности Руппи. — Что с Ледяным?.. С адмиралом цур зее?

— Вы были ранены, — такого невыспавшегося человека Руперт еще не встречал, — очень тяжело…

— Заживет. Уже заживает… Что с Кальдмеером?

— Он у себя. Мы его охраняем, его и вас… Прошу меня простить. Одну минуту.

Капитан встал и, качнувшись как пьяный, распахнул дверь. Что-то стукнуло, согласно и браво рявкнули солдаты.

— Прошу меня простить, — повторил Роткопф, — сам не знаю, как это вышло. Обычно я сплю очень чутко.

— Капитан, — догадался Руперт, — а сколько вы не спали, и вообще… какой сегодня день?

Глава 2

Ракана (б. Оллария)

Альте-Дерриг

400 год К.С. 2-й день Весенних Ветров

1

Обычно Марсель поднимался раньше удостоивших его своей благосклонности дам. Разумеется, если ночевал в их постели. Чувство прекрасного и обычная вежливость требовали предоставить утомленной красавице возможность не только отдохнуть, но и покинуть спальню в полном блеске, добиться коего в присутствии любовника затруднительно. Да, обычно Марсель вставал первым, но на сей раз его разбудили, причем самым безжалостным образом. Ворвавшийся в блаженную истому женский голос был громким и навязчивым, словно квохтанье, и Валме, с трудом вспомнивший, где он и с кем, едва удержался от бестактного упоминания о птичнике. Вместо этого урготский посол и офицер по особым поручениям при Первом маршале Талига почти вежливо осведомился, не знакома ли Марианна с рэем Кальперадо.

— Кто это? — спросила совершенно одетая и причесанная баронесса. Еще бы, ведь она спала в своей постели, а не на узенькой кушетке.

— Это чудовище, — не стал вдаваться в подробности Марсель. — Нападает преимущественно по утрам. Так же, как и вы, сударыня.

— Сейчас день, — хмыкнула Марианна, все сильнее напоминая птичницу. — Если вы хотите, чтобы вас увидели выходящим из моей спальни, поспешите, иначе разбредутся даже философы…

— Философы? — безнадежно переспросил Марсель, припоминая барона-матерьялиста и других собранных баронессой непредвзятых свидетелей. — Я их позабыл… Кроме лысого, отрицающего духовность…

— Они тоже многое позабыли, — утешила Марианна. — Бедный Коко… Он так и не понял, почему я вчера велела подавать вина из нижнего погреба. Тридцатилетняя выдержка… Так, по крайней мере, уверял Коко. Он вне себя!

— Когда все кончится, я утоплю его в пятидесятилетней «Слезе», — посулил Марсель, переползая к зеркалу. Как он и думал, кавалер невыспавшийся от кавалера непроспавшегося почти не отличался. — Щипцы! — потребовал дипломат, окончательно вырываясь из мира грез. — Во имя Леворукого! Эти сосульки… Они выдают с головой…

— Щипцы нагреты, — обрадовала Марианна. — Повернитесь.

Марсель послушно подставил голову. На кресле завозилась

Эвро, под креслом — Котик. Влюбленные тоже спали порознь, хоть и по другой причине.

— Что вы скажете герцогу Эпинэ? — Этот вопрос тревожил Валме с вечера. — Надеюсь, неправду?

— Ничего, — щелкнула то ли клювом, то ли щипцами красавица. — Куртизанки не оправдываются.

Ответ господина посла обеспокоил. Валме водил дружбу с Капуль-Гизайлями не первый год. Марианна и раньше предпочитала общество тех, кто ей нравился. Даже в ущерб любви барона к деликатесам, древностям и хорошеньким музыкантам, но усталый южанин определенно значил для баронессы больше, чем очередной воздыхатель. Нет, Марсель не ревновал, просто несвоевременные чувства осложняли дело.

— Что мы станем делать? — очень равнодушно спросила Марианна, колдуя над посольской головой. — Я имею в виду — после завтрака?

— Я побьюсь об заклад с кем-нибудь из гостей, — приоткрыл завесу тайны Марсель. — Это будет очень глупый заклад… На редкость глупый, но вы ему поспособствуете.

— Хорошо. Вы мне так и не рассказали, как провели ночь. Вам удалось?

— Хорош бы я был, если б мне не удалось, — зевнул Валме. — Разумеется, мне удалось… провести ночь с самой обворожительной и самой дорогой дамой Олларии.

— Скотина! — топнула ножкой красотка, в мгновенье ока превращаясь в прекраснейшую из птичниц. — Я имею право знать…

— Осторожно, — перебил Валме, — у вас в руках раскаленные щипцы. Их приятней видеть в руках куафера, а не палача, которого вообще лучше не видеть… А если видеть, то не зная ничего.

2

Торжественно внесенный куриный бульон Руппи выпил, хотя ни есть, ни пить не хотелось. Лейтенант флота был сыт и весел, хоть и проболтался два дня между жизнью и смертью. Так утверждал добытый у соседнего барона врач. Он походил на перетрусившего лавочника, но приходилось верить. Целый отряд во главе с капитаном не мог ошибаться, да и рана говорила сама за себя. Получив пулю в бок, Руперт фок Фельсенбург должен был умереть если не на месте, то к утру, а он непостижимым образом выжил.

Чуть ли не поселившийся в трактире священник из местной церквушки твердил о милости Создателя, но Роткопф сказал, что спас раненого Олаф, заставивший лекаря проделать почерневшему лейтенанту дыру между третьим и четвертым ребром и вставить туда трубку. После этого Руперт задышал как человек, а не как вытащенная на берег рыбина.

— Мне нужна моя одежда. — Руппи нарочито спокойно вернул пустую кружку. — И я ее получу. Слышишь, Генрих?

— Вам нельзя вставать еще неделю, — объявил человек, впервые посадивший пятилетнего Руппи на лошадь. — Так сказал врач.

— А до этого он говорил, что все в руке Создателя. — Руппи не был самоубийцей, просто он отлично себя чувствовал, а дела ждать не могли. — Я встану, и ты прекрасно это знаешь. Ты думаешь, бабушка одобрит, что наследник Фельсенбургов разгуливает по трактиру в ночной рубахе?

— Нет, госпоже Штарквинд это не понравится, — улыбнулся одними глазами Генрих. — Вам сейчас принесут мундир и…

— И мы поедем дальше, — весело закончил означенный наследник. Может, по науке ему и следовало болеть месяц, если не два, но Руппи не считал научные трактаты непреложной истиной. Как и Устав с этикетом. — Мы и так задержались.