Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
Шрифт:
Какая беседа, какая роскошная беседа! Коко учил Марианну несколько лет, а тут девчонка из трактира. Бриллиант, сапфир, ройя, только какая? Уж не черная ли?
Первый поцелуй вышел легким, будто озерный ветерок, девичьи губки пахли ночными цветами, длинноволосое совершенство знало толк в любви, это было прекрасно, это было печально, это было волшебно… Ни единой оплошности, ни единого прегрешения против галантнейшей из наук. Такое бывает лишь во сне, и это, разумеется, было сном, ведь в объятиях Марселя извивалась Франческа, восхитительно бесстыдная, истомившаяся по любви и напрочь позабывшая о белокурых маршалах. Она стонала, как пела, в черных глубинах глаз цвело счастье,
Он, несомненно, тоже снился, но очень громко. Любить мечту под непрерывный нарастающий скулеж становилось тяжело. Марсель оторвался от томно изогнувшейся красавицы, поднялся и тут же сел, так как пол вместе с брошенной на него овечьей шкурой самым безобразным образом покачнулся.
– Ну и сон, – сказал Марсель. – Чужие невесты, чужое пьянство, и только собака своя.
Котик продолжал настаивать, Валме собрался с силами и предпринял вторую попытку, на сей раз успешную. Теперь ему снилась еще и головная боль, не сильная, но противная. Виконт потер виски, оглянулся на постель, которая оказалась пустой, и впустил Котика; тот вошел, но как-то странно, при опущенном остатке хвоста и прижатых ушах. Тихо и жалобно ворча, пес делал короткие боковые шаги на прямых, напряженных лапах и при этом не сводил немигающего взгляда с покинутой кровати. Бедняга напоминал распорядителя урготской мистерии, но Валме предпочел бы Елену в платье Элкимены. Решив, что он проснулся, Марсель постарался припомнить, когда разделся, память упрямо настаивала на том, что все, кроме мундира и сапог, с кавалера сняла девица, до того, как превратилась во Франческу. Отчего-то стало холодно и до невозможности захотелось шадди, причем сладкого. Виконт покосился на так и ворчащего в шаге от двери волкодава и решил растолкать трактирщика, а пока готовится шадди, написать пару строк в Ургот.
– Не надо, – сказала Елена. Она была одета для «гальтарской» мистерии – туника, высокий парик, длинные серьги. – Останься со мной. Ты ведь хочешь… Я знаю, я слышу, чего ты хочешь.
Уйти от зовущей дамы тяжело, даже если ты одет, но урготская наследница отрезала Марселя от штанов и рубахи, а пойти в обход было недостойно воспитанного кавалера. В конце концов, Алва хотел, чтобы они поженились, а сны есть отражения наших мыслей. Франческа исчезла, чтобы появилась Елена в розовой тунике, то есть уже без нее. Поцелуй, полуулыбка, изящные руки медленно поднимаются, снимая головной обруч, ничем более не сдерживаемая черная с просинью волна захлестывает плечи, окутывая девушку чуть ли не до колен. Черная?! У Елены русые волосы, не достающие и до пояса. Ах ты ж…
– Птице-рыбо-дура! – Валме схватил «Елену» за основание косы. – Ты хоть понимаешь, что творишь?! Не со мной и Мевеном – с Эпинэ?! Выбрала в любовники, так не убивай! Стой! Стой… рыбка, или тебя Лизой назвать?
Почему-то она остановилась, почему-то не убила, хотя могла, что для таких человек?
– Он счастлив. – Черные волосы светлеют, распрямляются, извиваются овражным туманом. – Он счастлив и будет счастлив, когда вы канете в воды без дна…
– Он повесится, как только узнает о Марианне! – рыкнул Марсель, понимая, что Зоя в сравнении с некоторыми – кладезь ума! – Робер верит, что ты – его сон о любимой женщине, причем она в это время тоже спит и видит его. А она умерла – это-то ты можешь понять?! Умерла, остыла, канула в воды, а он ждет, будет ждать и жить, пока не узнает. Дальше вряд ли…
– Зачем? – У нее еще и глаза зеленые! – Зачем ему знать?
– Затем, что он хочет быть с Марианной все время. Вместе, в горе и радости, детей хочет, дома хочет, стареть хочет.
– У него
– Если поймет, что жил с оборотнем, он от тебя сбежит. В лучшем случае в целибат, в худшем – к своей баронессе в какой-нибудь Рассвет. Ну зачем ты к нему прицепилась?! Вокруг столько кавалеров, которым что ты, что птице-рыбо-дура, что Лиза какая-нибудь, без разницы!
– Он мне нужен! Я выбрала…
– А он тебя нет! И пока не прекратишь корчить из себя Марианну… ту, кого он любит, ты ему нужна не будешь. Ты-то сама на кого похожа?
– Я такая, – очень светлые, очень розовые губы тронула смешанная с плачем улыбка, запахло лилиями и водой, – такая…
Лицо, волосы, плечи, грудь с нежными сосками, талия танцовщицы, бедра и… Не птице– и не рыбо-, а змея, впрочем, это красиво и очень по-гальтарски! Коко точно пришел бы в экстаз… Любопытно, Умбератто это живьем видел?
– Тебе нравится, ты любуешься. Ты понимаешь, что я красива.
– Ты прекрасна… Вот и приходи к Роберу такой, только с ногами, хвост он точно не поймет. Пусть думает, что это сон, и пусть этот сон ждет. У тебя не так много времени, даже если графиня… та, что видела женщину Робера мертвой, задержится, он начнет догадываться. Когда к зиме не будет ни письма, ни известий, поймет, а дальше зависит от тебя. Если хочешь его получить, сделай так, чтобы он ждал и хотел именно тебя. Пусть не душой, телом, ты же его знаешь.
– Знаю… Хорошо, что ты меня видел, хорошо, что ты мне сказал. Иди ко мне, я верну что взяла… Не бойся, я благодарна, и меня мало, чтобы отобрать у тебя твое продолженье. Все решила Молния, она была второй, я только подхватила…
Подхватила она, ну, может, и подхватила… На Котика Валме оглянулся, потому что начинал тревожиться за пса, к тому же было не лишним проверить свои глаза. Волкодав благополучно почивал, похрапывая, как адуан на биваке, а хвостатое диво не исчезало и даже обзавелось веткой лилии.
– В тебе отражаются трое, кого ты хочешь больше?
– Сейчас тебя. – Валме наклонил голову, любуясь переливами чешуи. – Что ты взяла, то взяла, но я хочу тебя такой. Если, конечно, тебе так удобно.
Она наконец-то засмеялась и протянула руки.
Глава 4
Талиг. Восточная Придда. Фарна
400 год К. С. 20-й – 21-й день Летних Молний
1
Боги Хайнриха помогли прежде, чем повелитель медведей успел их об этом попросить. Лионель с маркграфом только спустились с Ветровой Гривы, когда из-за похожей на обозленного бобра горы им навстречу вылетел «фульгат» с парой заводных лошадей. Заросшего щетиной сержанта Ли знал в лицо, и лицо это сияло, что могло означать одно – успели!..
– Мой маршал, – выпалил «фульгат», почти раздирая седельную сумку, – вот!
«Вот» оказалось рапортом Реддинга и материнским письмом, пусть торопливым, но емким и ироничным. То, что это пишет чудом спасшаяся женщина, чужой бы не догадался, только мать, будь с ней в самом деле все в порядке, никогда не начала бы с «мой Ли». Тем не менее она владела собой до такой степени, что, высчитав, сколько дней добираться до границы Бергмарк, а сколько – на запад, в Старую Придду, изменила первоначальный план и отправилась к Рудольфу. О цели не было сказано почти ничего, но Лионель понял: в неизбежном столкновении графиня Савиньяк уже приняла сторону Проэмперадора Надора, и отнюдь не как мать.