Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
Шрифт:
– Еще день, – тихо сказала поднимавшаяся последней Марианна. Значит, баронесса тоже глядела на светлую полоску над головой и тоже думала, как они пойдут по взбеленившемуся городу.
– Ночь или день – сейчас безразлично.
Полоска стала сперва подковой, потом полумесяцем – Пьетро не спешил не то что вылезать, даже голову высовывать. В дыру лился слабый свет, пахло дымом, в Эпинэ тоже им пахло, но городской мятеж оказался хуже.
– Выходим.
Руку дамам монах не предложил, стоял у края облупленной ниши и озирался по сторонам, но подернутые дымком, будто туманом, задворки не привлекли даже собак. Изгрызенная веками стена, рядом полуразвалившаяся,
– Пойдемте, – решился наконец Пьетро. – Плащи накиньте.
Пошли. В противоположную от пустыря сторону, вдоль стены, – что там, Арлетта представляла с трудом, но монах шел уверенно, хоть и не быстро. Вокруг было спокойно, вернее, было бы, если бы позади, за стенами, не трещали выстрелы и не поднимался столб, нет – уже два столба дыма.
Они почти добрались до угла, когда Пьетро резко остановился, и тут же навстречу, из-за поворота, выскочила парочка оборванцев самого отталкивающего вида. Первый лохматый, второй лысый, как колено, они очень спешили, о возможных встречах не думали и едва не врезались в застывшего монашка, после чего тоже замерли, дав разглядеть себя во всей красе. Драная одежда, пятна крови, не лица, а настоящие морды, удивление на которых быстро сменилось радостным оскалом.
– Глянь-ка! – Лохмач легонько ткнул своего приятеля шипастой дубинкой в бок. – Там не сдохли, а теперь вот… Ха! Скажи, повезло?
Лысый обошелся без слов: выдернул из-за спины показавшийся огромным нож, и тут же навстречу, ссутулившись сильнее обычного, шагнул Пьетро.
– Братья, – еле слышно прошелестел он, – не творите зла! Дайте дорогу слуге Создателя нашего и добрым дочерям Его и будете спасены. И воздастся вам за кротость вашу жизнью долгой…
– Нам вот прямо сейчас и «воздастся», – осклабился лохматый. Покачивая дубинкой, он уже нависал над монахом. – А тебя, крысеныш…
– Братья, я смиренно про… – резкий взмах руки словно бы рассек слово надвое, – … шу Создателя о милости к новопреставленным грешникам.
Большой нож падает наземь, лысый тоже. Он хрипит и булькает, вцепившись себе в горло, и лапы его стремительно алеют. Бородач озирается… Озирался.
– А-а-ах! Чтоб тебя Лево…
В этот раз Арлетта успела заметить быстрое движение левой руки, и это было отнюдь не благословение.
– Мэратон. – Лохматый владелец дубинки, скрючившись, валится в дорожную пыль, не закончив проклятия, и затихает. Лысый еще бьется в судорогах, но это недолго – Пьетро быстро наклоняется, будто что-то подбирает, и разбойник успокаивается. Навсегда. Теперь можно разглядеть: из горла покойника торчит нечто бурое. Близорукость не дает разобрать подробности, но главное понятно – смиренный брат Пьетро и в метании ножей неплох.
– «И будете спасены», – повторяет, будто заведенная, Марианна, – «спасены…»
2
Гвардейский патруль, объезжавший прилегающие к дворцу улицы, «обрадовал» Проэмперадора столицы очередной несуразицей – жители оной столицы в большом количестве скапливаются у Старого парка. Новые беспорядки? А что же еще? Не сбор же маргариток!
– Кто-то убит? Ранен?
– Нет, что вы! – Офицерик казался слегка растерянным. – Люди ведут себя очень мирно… Очень. Много пожилых и детей, просто все очень хотят в парк, но стражу слушают. И еще, Монсеньор, они с вещами, в каретах, повозках.
– Ладно, идите. Жильбер, что у нас сейчас?.. Можешь не отвечать, разве что-то новое появилось.
– Только про парк, Монсеньор.
– Только про парк… Только… – В Старом парке так спокойно. Шелестят деревья, поет вода, и никого… А если спуститься в нижний храм, к колодцу, сесть на край, опустить руку в воду и хотя бы на полчаса забыть о том, что творится? Нет, не для того он сам врал и подбил Никола с Левием на ложь, чтобы прятаться по подвалам. Вот глянуть на «мирных горожан» не помешает, благо в Старом городе и вокруг дворца все более или менее спокойно. В Новом ребята Халлорана справляются и без полковника, городом Франциска занимается Никола, а где Никола, там сделано все и больше.
– Жильбер, поехали. Посмотрим, кому так нужно в парк. – Да и положение на левом берегу надо бы получше себе представить. – Карваль, если что, пусть ищет нас у Драконьего источника.
Под дверью торчал Салиган, непривычно тихий, синюшный и слегка похожий на удавленника.
– Мы едем кататься? – Неряха чихнул и подхватил Проэмперадора под руку.
– Я еду, – огрызнулся Эпинэ, – а вы сидите здесь и приходите в себя. Что с вами, кстати?
– Чуть не изгадил собой Закат, – едва ли не с сожалением сообщил маркиз, – но кошки такое не едят, и я по-прежнему с вами.
– Сидите здесь и приходите в себя. При казарме должен быть лекарь.
– Врачи, священники и палачи – это для людей приличных, а я уже не помер, в отличие от нашей с вами деточки. Мне ее не хватает, а вам?
– Салиган! – Робер резко остановился. – Что вы несете?!
– Как и в большинстве случаев – правду, что и роднит меня с Вороном. Это вы всю жизнь врете, чужим во спасение, себе во самоуничижение. Куда едем?
– В Старый парк, – сдался Иноходец. – Откуда вы узнали? Про… девочку?
– Оттуда. А вам, выходит, как с гуся вода? Да уж, знатно она вас шуганула… Эпинэ, говорю вам, девчонке конец, и вылижи меня кошки, если это к лучшему.
– Монсеньор, мы готовы.
– Хорошо, Дювье. Салиган, вы точно не свалитесь?
– Если только вы меня не пристрелите, но заряды лучше бы поберечь.
– Заткнитесь.
Усиленный по случаю беспорядков конвой смыкается вокруг особы Проэмперадора и особы Салигана. Кони откровенно на взводе, люди тоже.
– Открыть ворота!
Цокот пары сотен копыт разбивает тишину. Арсенальная площадь, прилегающие улицы и проулки, первая алая прядь на помнящем едва ли не Франциска клене. Покой и безлюдье, едем дальше…
3
Бегство продолжалось. Оставив за спиной покойников, Пьетро со сноровкой хорошей овчарки быстро погнал своих дам дальше, то и дело прислушиваясь. О разбойниках не было сказано ни слова, но монах счел, что маску смирения можно сбросить, как и стесняющий движения балахон. Под эсператистским одеянием обнаружилась обычная куртка обычного горожанина, разве что с ножнами на предплечье, тут же, впрочем, перекочевавшими на пояс; в них отправился тщательно обтертый кинжал, а куда делся выдернутый из трупа метательный нож, Арлетта не заметила.