Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение
Шрифт:
Больше всего на свете я боялась опоздать. Еще никогда я не гнала машину на такой скорости; два часа назад мой шеф сказал, что Эрнст Кляйнц уезжает в Швейцарию.
Я неслась по Москве, подрезая улицы, влетая в сонно-тихие переулки, нетерпеливо сигналила в пробках и обгоняла машины на свой страх и риск.
Мне казалось, что моя машина едет слишком медленно, хотелось пересесть на ковер-самолет; на худой конец, меня бы устроил и вертолет.
Игорь еще был здесь, в Москве, но я ему не звонила, он мне – тоже.
Радостный,
Я ежесекундно посматривала на часы, страшно боясь не успеть.
Потому что именно от того, успею ли я, зависело слишком многое, если не все.
Гостиница, напоминающая кусок рафинада неправильной формы, выплыла навстречу мне в морозном тумане, и я чертыхнулась, увидев еще один светофор. Кажется, последний.
Я припарковалась около гостинцы, мельком посмотрела на себя в зеркало: лицо было бледным, синяки прошли не до конца – я старательно замазала их тональным кремом, но на свету они все равно были видны. Распухшая губа по-прежнему болела, и я старалась не улыбаться, потому что делать это было ужасно больно.
Я хотела позвонить ему и сказать, чтобы он не уезжал, не переговорив со мной. И вместе с тем я боялась набрать его номер, боялась, что он бросит трубку и не станет разговаривать.
«Вы как феминистка, Рита, сэй».
Я тряхнула головой, вспомнив эти слова.
Нет, я должна успеть!
Припарковав машину, я побежала к входу в гостиницу, поскальзываясь и нелепо взмахивая руками. Только не хватало мне сейчас получить перелом или просто потерять время, растянувшись на скользкой дорожке.
Потому что времени у меня не было.
Совсем.
Лифт полз едва-едва. Я кусала губы и стискивала руки. Если бы я могла, то дала бы тысячу обещаний только за то, чтобы он оказался на месте. В этот момент я была готова заключить с Господом Богом какой угодно договор и выполнить самые невероятные его пожелания. Не спать с мужчинами, уйти в монастырь или изучить санскрит. Лифт распахнулся, и я понеслась по коридору, глядя по сторонам, чтобы не пропустить нужный мне номер.
Около двери я остановилась и сделала судорожный вздох. Вот и все.
Я постучалась. Робко, неуверенно. Потом – громче.
– Входите! Не заперто! – донеслось из-за двери.
Я толкнула дверь, и она открылась.
– Эрнст! – закричала я. – Это Рита! Маргарита!
Судя по звукам, доносившимся из ванной, Эрнст был там. Я почувствовала себя ужасно глупо – врываться в ванную было неудобно. Стоять здесь – тоже.
– Эрнст! – позвала я уже громче. – Эрнст!
– А? – деревянная дверь распахнулась; сначала возникло облако пара, а потом – из него – розово-блестящая голова.
– Рита?
Неожиданно я поняла, что выгляжу круглой идиоткой. Приперлась в номер к практически незнакомому мужчине и топчусь перед его ванной.
Из пара, как из тумана, выплыли плечи, потом торс, потом –
– Рита! Одну минуту. Я одевать. Что-то срочное, Рита? Почему вы не позвонили?
– Я забыла ваш телефон! – орала я сквозь этот пар, как будто мы находились на разных берегах утренней реки и перекликались в густом плотном тумане.
– Минуту! Рита! – тоже кричал Эрнст. – Вы не уходите! Нет. Я сейчас.
Он снова нырнул в пар, я стояла и переминалась с ноги на ногу. Если бы в Голливуде на «Оскар» или у нас на отечественную премию «Ника» была бы номинация «самая большая идиотка», то с большим отрывом от остальных кандидатов победила бы я. Конкурировать со мной вряд ли кто смог.
Эрнст неожиданно вынырнул около меня, фырча, как большой морж после купания.
– А вот и я! Рита! Очьень рад! Может быть, спустимся в холл и посидим в ресторане? Выпьем кофе? Как вы думаете?
– Идея гуд! – лучезарно улыбалась я. – Отличная идея!
– Я только дресс. Костюм и вперед!
Он был без очков и смотрел как-то по-детски восторженно.
– Я уезжаю. Через, – он посмотрел на часы, – час. Все уже собрать.
– О’кей. – Я подняла вверх большой палец. – Отлично! – В носу щипало. И чего я сюда притащилась? Чего ждала? Что он бросится мне на шею? Я же сама оттолкнула его, сказала, что «будем дружить» и помощь его мне не нужна.
«Вы же феминистка, Рита, сэй!» – назойливо звучало в ушах.
Он взял из гардероба костюм и снова скрылся за деревянной дверью.
– Как ваши проблемы? – деликатно прозвучал вопрос из ванной. – Все решили?
– Да. Все.
Я подошла к кровати, на ней лежал раскрытый чемодан. А поверх – серый свитер. Я подошла и взяла его в руки, плохо соображая, что делаю. Я уткнулась носом в этот свитер и зарыдала: сказалось напряжение последних дней. Вот сейчас он выйдет из ванной, я рыдаю, пропитывая свитер своими слезами. Чистая идиотка!
Возьми и положи свитер на место, приказывал мне внутренний голос. Не позорься, ты же гордая женщина! Но я поняла, что сейчас мне все равно, что он обо мне подумает и как я буду выглядеть в его глазах. Я знала только одно: он уезжает вместе со своим серым свитером, большими надежными руками, тем спокойствием, которое он мне внушал, со снежками, в которые мы играли на ВДНХ, нежными и вместе с тем яростными поцелуями, когда я была выброшена на берег вместе с ним. Рядом.
Вот самое лучшее слово – он был рядом, и, когда я была с ним, я ощущала его поддержку и заботу, даже в мелочах. Я вспомнила, как мне не хотелось покидать его машину и выпускать из квартиры. Этот мужчина был нужен мне. Только с ним я впервые за всю свою жизнь почувствовала себя самой собой. Мне не надо было притворяться или играть в игру под названием «страсть». Мне не надо было завоевывать его, кокетничать или соблазнять. Он принял меня такой, какая я есть.