Сердцевина граната
Шрифт:
Майе было чем хвалиться. В эвакуации она осталась сиротой – через несколько недель после похоронки на старшего капитана Челобанова скоропостижно скончалась мать. По счастью, нашлись знакомые. Девчушку пригрели – она имела счастливый, живой нрав, с детства отличалась умением и желанием нравиться… В конце войны встретила профессора Краснова. Краснов на фронт не попал, был эвакуирован в Омск вместе с университетом. Его знания в области археологии оказались нужны молодой стране даже в тяжелое военное время.
Мировое светило влюбился в Майю по уши – дожив до сорока лет, он как-то не удосужился завести семью.
Майя вернулась в родной город уже профессорской женой. «О, как на склоне
Леонид Андреевич уехал совершенно успокоенным. Его сердце не предчувствовало беды, и тем тяжелей оказалось испытанное потрясение, когда при возвращении он узнал – ребенка нет, мальчик родился мертвым. Все вокруг сочувствовали председателю и Марте, а Майю, городскую фифу, осуждали – даже не побыла с сестрой после похорон младенчика, умотала в тот же день в свой Ленинград, только ее и видели.
Жизнь шла по-прежнему. Галина Морозова, старшая и пока единственная дочь Леонида Андреевича, вышла замуж. Из родной деревни она никуда не подавалась – к учению девушка оказалась неспособной, еле дотянула до восьмого класса, а там пошла на ферму работать. Правда, замуж вышла на редкость удачно. Витька Богушев, завидный жених, отучился в городе на агронома и вернулся в родной колхоз, представлял теперь сельскую интеллигенцию. На Витьку многие девчонки заглядывались. А Галина и из себя была не красавица, и во лбу не семи пядей. Только работа у нее в руках горела. Леонид Андреевич ждал внуков. А тут Марта на старости лет снова забеременела.
– Люди смеяться будут, – равнодушно-ласковым тоном говорила она мужу.
– Ничего… Лишь бы парня родила, лишь бы ребенок выжил.
За месяц до срока Марта полезла зачем-то в погреб и оступилась. К вечеру ее опоясала боль. Местная акушерка только покачала головой и велела Леониду Андреевичу везти жену в город, пока не поздно.
– Кесарево сечение, – бормотал Морозов, сидя в полутемном коридоре, где остро пахло хлоркой и страхом.
Вскоре его пригласили зайти. Лицо жены на зеленой клеенчатой подушке показалось ему незнакомым. И голос был чужим:
– Девочка…
– Вот и хорошо, – пробормотал Леонид Андреевич, стесняясь своего страха и жалости.
– Авророй назовем, – потребовала Марта.
– Как? – удивился Морозов. Но жена не ответила. Леонид Андреевич потянулся погладить Марту по слипшимся волосам, но дрогнул и руку отвел.
– Ты выздоравливай, – неловко сказал он.
– Устала я, – прошептала Марта. – А…
Она не договорила, словно и в самом деле сраженная какой-то страшной усталостью.
Малышку из роддома позволили забрать только через месяц. Ее сразу взяла к себе Галина – Леонид Андреевич после похорон жены занемог.
Морозову было уже шестьдесят. Бодрый и крепкий мужик, властный председатель, в одночасье согнулся и сник. Он так привык к Марте, что ему все время казалось, что она где-то рядом. Он даже голос ее слышал – тихий, шелестящий, жалобный какой-то.
– Леонид, обед готов.
– Иду, Марта, – отвечает он спросонок.
Нет никого. Тишина.
Аврорка горланила без умолку, словно оплакивала мать и свое будущее житье-бытье. Спасибо, соседка посоветовала положить ее в овчину. Дедовское средство подействовало. К трем месяцам малышка совершенно выправилась, набрала вес на козьем молочке. Галина сестренку
Аврора рано стала помогать по хозяйству. Многие бытовые мелочи в доме Галины стали делаться как бы сами – крошек на столе не оставалось, сор с полу выметался сам собой, молоко в кошкином блюдце никогда не переводилось. Аврора вечно возилась то с больным теленком, то с хилым цыпленком. Упросила сестру посадить в палисаднике цветы – собирала семена и черенки по всем соседям. Агроном расщедрился для председателевой дочки. Привез из города саженцы невиданных каких-то роз. В деревне цветами никого не удивишь, растут и растут себе в палисаднике. Но на Авроркины цветы водили даже приезжих посмотреть.
В семь лет Аврора, как полагается, пошла в школу. Галина отвела ее за руку в первый класс, а домой девчонка не вернулась. Прямо из школы пошла к отцу и сказала ему:
– Я, папка, у тебя теперь буду жить. Галина говорила: как я стану большая, буду тебе помогать. Вот я выросла, в школу пошла, теперь буду за тобой ходить.
Леонид Андреевич растерялся совершенно. Попытался погладить дочь по голове, но она уже возилась у плиты, гремела кастрюлями.
Так и стали жить. Аврора управлялась и с уроками, и со стряпней. Леонид Андреевич пришел в себя после смерти жены, в глазах снова появился блеск, походка стала легкой. Он души не чаял в дочери. Настоял, чтобы девочка после школы ехала в Ленинград, поступать в институт. Рассчитывал на помощь жениной родни, припоминал вежливого и обходительного профессора… Но бумажка с адресом, которая вроде бы хранилась где-то у жены, потерялась не возвратно. А сам он – за возрастом и многими хлопотами – забыл и фамилию сватьев. Делать нечего, пришлось Авроре поступать в институт без протекции. Леонид Андреевич хвастал соседям, как маленький, кому только не показал дочкино письмо, где подробно отписывались удачно выдержанные приемные экзамены. Казалось бы, тем горше должно было быть его разочарование, когда спустя два года Аврора вернулась в родные пенаты. Вернулась с приплодом – еле вылезла из автобуса, толкая впереди себя, как комод, восьмимесячное брюшко. Леонид Андреевич, надо сказать, тут был на высоте – принял дочь как ни в чем не бывало и все толковал соседям, что рад дождаться внуков. Но не дождался…
Глава 3
Гелиос
Следователь Кленов принял много заявлений о пропавших людях и немало повидал таких женщин. Осатаневшая от горя и растерянности мамаша, воспаленные глаза. Лет сорок? Быть может, моложе. Но стремится выглядеть как бизнес-леди. Тщательно взбитые волосы, макияж, костюмчик цвета фуксии. Черт ее знает, эту фуксию, которую следователь отродясь не видел – просто бывшая супруга, большая специалистка в области моды и стиля, так этот цвет называла. У нее и платье цвета фуксии имелось – с разрезом чуть не до пупа, что спереди, что сзади.
Впрочем, если бывшая супруга следователя Кленова выглядела в этой фуксии весьма и весьма соблазнительно, то Александра Леонидовна Морозова походила на Нонну Мордюкову в роли председателя колхоза. Категорически не шел ей и белый кружевной шарф на шее – привлекательную в общем-то женщину он превращал в комическую тещу, намекая на дурной характер и напрасно прожитые годы. Трудный путь наверх, никого за спиной, редкие удачи – взмыть на мутной волне перестроечного предпринимательства и удержаться, когда волна спадет. Романтическая профессия – цветочница! Но в Александре Леонидовне ничего романтического нет. Цветочница нового формата – в костюмчике, с дешевым штампованным золотом в ушах и на пальцах.