Сердцу не прикажешь
Шрифт:
– Задохнулись в пожаре. – её голос настолько сух, что мне самому стягивает горло невидимая проволока, больно царапает. И всё же я не могу остановить сравнительный анализ, хоть вся информация на Ясю уже давно находится в закодированной папке, её воспоминания могут на многое пролить свет. Я должен убедиться, что никаких точек соприкосновения с Кузнецовым нет и на первом же откровении облегчённо делаю для себя пометку – различно.
Родители Кузнеца разбились на машине.
– Мне было два года. Я
Яся словно впадает в транс, уходит в себя, черты лица разглаживаются, широко распахиваются глаза, перед ними явно мерещится семейный альбом, который я так и не нашёл. Ни одной фотографии, ничего из того, что обычно хранят как память. Есть только пара картинок из интернета и сфотографированные для меня могилы, где с крестов улыбаются двое незнакомых мне людей.
Мои губы находят маленькую бровь, стягивают волоски. Опаляю горячим болезненным выдохом. Чувствую себя паршиво, я должен беречь её, а сам вынимаю нутро. С жестоким расчётом. Использую, а она даже не догадывается, прижимается, нежно водит пальцами по моей ключице, подушечками оставляет отпечатки.
– Тебя забрала бабушка?
Которая не является таковой Кузнецу. У него вообще нет других родственников.
– Да.
– Из приюта?
– Какого приюта? – выгибает бровь, вынуждая меня отстранить губы. – Нет, вроде. Я не знаю… если только, пока бабушка оформляла документы на меня… я, честно говоря, не знаю, как это всё происходит…
А Кузнец до четырнадцати лет в приюте числился, правда непонятно, когда туда попал. Воспитанники подожгли правое крыло, от архива ничего не осталось.
– Кем были твои родители? На кого ты больше похожа?
Нервы рвутся как канаты. Если будет хоть одно совпадение, меня вынесет к чертям.
– Бабушка постоянно говорила, что я очень похожа на маму… - вибрирует её грудь, передавая и мне тонкий поток дрожи. – Такая же невнимательная и косолапая… и наивная…
Выдавливаю из себя странный грудной выхрип.
Кузнец наверняка помнит свою мать. Ему было девять, когда её не стало. Женщина официально не работала. А вот её муж был бухгалтером в крупной финансовой компании. Незадолго до их смерти он проходил ключевым фигурантом по делу о мошенничестве. Убрали их сразу же перед первым заседанием суда.
– Мама работала на швейной фабрике. А папа на закрытом военном заводе.
Всё так. Кузин занимал инженерную должность на секретном производстве.
– Почему я не нашёл ни одного документа?
– Ничего не сохранилось… всё сгорело в пожаре. – натуженно отвечает Яся. – Остались только мамины детские вещи, что бабушка сберегла.
– Хоть одна фотография сохранилась?
– Конечно. Только мы увезли всё на дачу. Никак не заберу.
– На какую дачу?
На Ясю только квартира оформлена.
–
– её фразы рубленные, но наполненные трепетом.
– Мы там у неё несколько лет жили, потом бабушка подкопила денег, продала свою однушку и купила нам уже эту двушку…
А вот это интересно. Что за баба Люба такая?
– Зачем же вы там жили, если у вас было жильё в городе? – замираю в отрешённом состоянии, мысли буйно разбредаются.
– Мне говорили, что у меня слабое здоровье было, а на свежем воздухе окрепла. – непонимающе моргает девочка. – Почему ты так смотришь? Мне должно быть стыдно что ли??
– Нет. – говорю выдержанно. – Тебе нечего стыдиться. – придвигаюсь к хмурому лицу, порывисто захватываю пухлые губы, вбираю в себя тёплое дыхание. – Ты самое лучшее, что со мной было. – хоть и сложно, но заставляю себя остановиться, я не справлюсь с напором эмоций, если она и дальше будет так смотреть. Благодарно. С чувством.
– А потом что?
– Ты и так всё знаешь, Богдан. – в глазах проскальзывает подозрение.
– Не всё, иначе бы не спрашивал.
– пытаюсь выстроить разумную цепочку. – Только то, что запротоколировано. Про эту бабу Любу я ещё не слышал. Ты давно с ней виделась?
– Давно. Она умерла ещё до бабушки…
– Кем она была? Какой?
– Она была очень громкой, властной, требовательной, но при этом очень доброй… жила без мужа, своих детей и внуков у неё не было, так что она всю любовь сполна дарила мне. Помню, как частенько сидела с ней в ЗАГСе, ждала, когда она закончит работать и читала книжки, которые она мне покупала… внушала любовь к чтению.
Сердце пропускает удар.
– Где?? В ЗАГСе?
– Ну да… она там работала, а что?
А то, что свидетельство о рождении выдают именно там.
Усердно вентилирую воздух, ощущение, что хлебнул кислоты. Всегда был толстошкурым, непробиваемым, а сейчас вдруг образовался пролом. Я бесконтрольно разлетаюсь на куски.
Одно понимаю точно, никакие седативные, никакой сон мне не помогут. С наигранной сухой заморозкой твержу:
– У меня нет знакомых в ЗАГСе.
– Там скучно, на самом деле. Целыми днями оформляют документы.
Поражённый эмоциями, сердито сжимаю зубы. Злость срывает все заслонки, изнутри пронизывает острыми иглами.
Стук сердца напоминает гонг. В голове оглушающая пауза и её слова звучат будто с оттяжкой. Разум скачками догоняет потрясение. Обрушивается гранитной плитой, придавливает, раскупоривая жилы. Валом, пробивая насквозь.
Я физически чувствую тяжесть, услышанное задевает все нервные окончания, раздирает волокна. Коротит, выбивает автоматы, обесточивает. Мышцы и кости плавятся. Вместо мозга густое варево. Растекаюсь чёрной вонючей пластмассой. Отвратно взмыленной, разболтанной изнутри.