Сердцу не прикажешь
Шрифт:
– Разумеется, со мной в качестве партнера! – добавил, смеясь, Филипп.
– И наконец, несколько приятных часов праздности на берегу моря, – продолжала перечислять Кристиана. – Выезжаем через пару минут!
– Прекрасно! – отозвалась Элен, вскакивая со стула. – Мне уже лучше!
Домой компания вернулась около шести вечера. Навстречу им вышла мадам Монфор.
– Элен, наконец-то! Твоя мать звонила вскоре после полудня и сказала, что аббат Брайе очень плох. Приехал новый священник и не отходит от его постели…
Даже
* * *
Высокий, черноволосый, со спортивной фигурой, в джинсах и красной рубашке-поло, молодой человек лет тридцати вышел ей навстречу. Элен застыла на месте, лишившись дара речи. Взгляд его черных глаз – глубокий, проницательный, испытующий – обескуражил ее. На какое-то мгновение ей показалось, будто все вокруг замерло. В голову пришла нелепая мысль: они будут так стоять вечно, словно под гипнозом…
Наконец она собралась с силами и спросила шепотом:
– Как отец Брайе?
– Вы – Элен, не так ли? Входите!
По поведению незнакомца, по грустной нотке в его голосе она все поняла.
– Он говорил о вас перед самой своей смертью, – сказал он просто.
Поездка на сумасшедшей скорости, волнение, многодневная усталость сделали свое дело: Элен расплакалась.
– Мне так хотелось с ним увидеться! – пробормотала она сквозь рыдания. – И где этот новый священник, который должен был приехать?
– Это я. Проходите в дом! Меня зовут Александр Руфье, – добавил он, кладя руку девушке на плечо.
Это простое мимолетное прикосновение вызвало у Элен ничем не объяснимый трепет. Их взгляды снова встретились.
Элен поспешно отвела глаза. Неловкость, смущение, внезапное и почти необоримое желание броситься в объятия этому человеку, дать волю слезам…
Александр проводил ее к усопшему, и они вместе долго и беззвучно молились. Потом пришли еще люди. Элен в своем горе мало что замечала вокруг себя. Она сидела не шевелясь на стуле у кровати. Дважды Александр делал шаг в ее сторону с очевидным намерением заговорить с ней или даже прикоснуться, но передумывал.
Спустя какое-то время она вдруг обнаружила, что сидит за рулем своего автомобиля и впереди уже виден особняк Дё-Вен.
Несколько дней Элен прожила как в тумане. Она присутствовала на похоронах аббата Брайе, давала уроки детям, но и у себя дома, и вне его ощущала странную пассивность, неспособность действовать, видеть и думать – до такой степени душа ее разрывалась между горем утраты и радостью оттого, что в ее жизни появился Александр. Все мысли Элен были только о нем, и она мечтала о новой встрече.
И вот наконец в субботу вечером она направилась к домику священника.
В сумерках белёные известью стены просторного рабочего кабинета казались голубоватыми. Глубокие тени лежали и на красивых гравюрах на религиозную тематику, которыми они были увешаны.
Александр
– Я пришла спросить, какие гимны мне подготовить для завтрашней мессы, – начала она. – Вам у нас нравится, мсье… простите, мне следовало бы называть вас «отче»… Вы из наших краев?
Взгляд пылких, магнетических глаз молодого священника остановился на лице девушки. И снова это ощущение, что время остановилось и во всем мире существовала только магия черных глаз ее собеседника… А священник между тем своим приятным низким голосом с певучим прованским акцентом стал рассказывать о себе, о том, что вырос в семье скромного достатка недалеко от этих мест, близ Кассиса, где он и начал свое служение, о своей любви к природе.
– Мне довелось поработать проводником в горах. В Кассисе я вел туристический кружок, и я думаю, что желающие путешествовать по окрестностям найдутся и здесь. Надеюсь, вы к нам присоединитесь?
Не прошло и десяти минут, как Элен поймала себя на мысли, что разговаривает с Александром как с давним приятелем. Она успела рассказать ему о своем увлечении музыкой, своих путешествиях и о глубоком взаимопонимании, которое связывает их с матерью. А еще – о том, что души не чает в природе и животных, и с какой безмерной любовью смотрит на нее овчарка Долли, а вот кошечка Рита, наоборот, взирает на всех свысока… Слова лились без усилий – простые, искренние, словно этот молодой человек отныне получил право знать обо всех невинных удовольствиях, наполнявших ее жизнь в родительском доме.
Элен открыла ему даже то, о чем никогда и никому не говорила, – об ощущении пустоты в душе, которое возникало временами, росло, заполняло все собой… И еще – о той гротескной сцене с участием самой Элен и Пьера, ее импресарио.
Помолчав немного, Александр заговорил внезапно осипшим голосом:
– Вам не следует видеться с этим человеком. Не зря же говорят, что красота пробуждает в нас дьявола…
– Вряд ли это получится. Моя карьера…
Она осеклась. Предостережение со стороны священника и в особенности горячность, с какой оно было высказано, говорили о многом. Чувствуя, как румянец заливает щеки, девушка встала. Александр последовал ее примеру и, как в первую встречу, мягко положил руку ей на плечо. Обжигающе горячая волна прокатилась по ее телу.
– До свидания, Элен! Завтра мы увидимся на мессе. И, если вам захочется исповедаться, я к вашим услугам.
Не проронив ни слова, она ушла.
На следующий день Александр отслужил мессу в маленькой церкви XII века, где над алтарем возвышалось большое распятие из древесины оливы. В своем литургическом облачении он показался Элен невыразимо красивым. Взгляд его лучистых глаз был исполнен веры и безмятежности.
Местные жители поначалу отнеслись к новому священнику с недоверием. Не слишком ли молод и красив? Но отец Александр вскоре покорил их своей искренностью и простотой обращения. Да и говор выдавал в нем земляка…