Сердцу не прикажешь
Шрифт:
Прошло две недели. Александр нормально ел, и последнюю неделю ему не ставили капельниц. Поразительно, но уже на следующий день после пробуждения больной мог совершенно нормально разговаривать, и сознание в полной мере к нему вернулось. Но задавать вопросы он не спешил, довольствуясь банальной болтовней с детьми. С Элен они разговаривали только на бытовые темы: о том, что приготовить на ужин, о погоде. Этот период недомолвок дал возможность обоим привыкнуть к совместному существованию. Они вместе смотрели телевизор, вместе слушали музыку…
Однако этому времени покоя должен был
– Как ты узнала про аварию?
– К нам приехали жандармы. Они разыскали нас по документам.
– А что было у Клемана?
– Незначительный перелом левого предплечья, ушиб головы, но без последствий. У него ведь есть дедушка и бабушка по материнской линии. Я дала свой адрес отцу Магали, но он сразу показался мне странным – даже не спросил, может ли повидать мальчика… Это он занимался ее похоронами.
– А больше у нее никого и нет…
Александр закрыл глаза. Казалось, его терзает жестокая боль. Элен восприняла это как выражение глубокого горя. Стараясь не выдать своей ревности, она спросила:
– Ты так сильно ее любил?
– Магали? Нет, Элен, я ее не любил! – ответил он твердо. – Это муки раскаяния. Я проклят! Проклят! Из-за меня человек лишился жизни!
– Не говори так! Я понимаю, ты чувствуешь себя ответственным за ту аварию, но в наши дни столько людей гибнет на дорогах! Ты наверняка был утомлен, и…
– Нет, я не был утомлен, я был зол! Я проявил преступную халатность! Магали была славной девушкой, но меня многое в ней раздражало. Вот и в то утро ее сюсюканье меня злило, потому что я думал о тебе… Как всегда!
Элен побледнела, внутри у нее все сжалось. И все же она не осмелилась прервать поток откровений Александра.
– Да, я думал о тебе и о Веро! По радио передавали симфонию Бетховена, которую ты играла когда-то, еще в Вендури. Я чувствовал себя чужим в этой жизни, которую презирал. Клеман спал на заднем сиденье. Магали подтрунивала надо мной, называла глупыми уменьшительными словечками, потому что знала: я этого терпеть не могу. На какую-то секунду я отвлекся – и поперек дороги уже этот громадный грузовик! Удар, наверное, был страшной силы…
– Твой сын остался жив и цел, это просто чудо!
– Мой сын! Сын проклятого священника и его любовницы! Знаешь, Элен, пока мы были в разлуке, я много думал. И слова епископа преследовали меня все эти годы – изо дня в день, месяц за месяцем! Да что там, каждый час моей жизни! Он ведь предостерегал меня, ты помнишь?
– Я помню, – едва слышно проговорила молодая женщина.
– Но я не послушался, я был ослеплен страстью, которую к тебе испытывал. И дорого заплатил за свое отступничество. С тобой я могу говорить откровенно, Элен… Думаю, я не создан для мирской жизни. И если бы все можно было переиграть…
Александр упал на подушку, и лицо его было искажено страданием. Элен же не могла ни шевельнуть рукой, ни вымолвить хотя бы слово. Может, он не так уж и заблуждается?
– Когда я вспоминаю, как жил после того, как отказался от сана, – продолжал Александр, – я вижу только
– Александр, подумаем лучше о будущем. Нам нужны силы, чтобы любить…
– О, только не говори мне об этом маскараде – о любви! Если ты поверила, что я люблю Магали… Это была всего лишь похоть, плотское влечение. Безумие стареющего мужчины. Постой, как говорят в народе? Демон полудня[16]?
– А я? – пробормотала молодая женщина, бледнея. – Со мной у тебя тоже было «плотское влечение» и ничего больше?
– С тобой? О нет! С тобой я поверил в любовь. Поверил, что две души, два сердца могут раствориться друг в друге, говорить друг с другом. А потом пришло разочарование…
Горечь, которая вибрировала в голосе Александра, уязвила чувствительную натуру Элен. Как узнать любимого в этом исхудавшем мужчине с горестно сжатыми губами?
– Александр, но я же люблю тебя! – воскликнула она. – Люблю, как и раньше!
– Только не надо врать! Ты жалеешь меня, потому что у тебя доброе сердце, но не может быть, чтобы ты меня любила. Я изменил тебе, другая родила от меня ребенка, и, если бы не эта авария, ты бы никогда больше меня не увидела! Слишком мне было стыдно, как ты не понимаешь? Я думал, что не смогу посмотреть в глаза Веронике, а она бросилась мне на шею! Она не знает, какой я мерзавец!
– Она тебя любит, вот и все. Мы тебя любим…
Шли дни, и неприятные темы для разговоров все равно время от времени возникали. У Вероники начались занятия в школе, Клемана Элен после обеда отводила в садик. Оставаясь одни, супруги подолгу беседовали. Тогда-то Александр и узнал, что может на всю жизнь остаться прикованным к постели.
– Что ты такое говоришь, Элен?! Я – инвалид? Это неправда, скажи!
– Александр, нужно надеяться на лучшее, этот диагноз не является окончательным. Врачи говорят, что все в твоих руках. Если ты захочешь выздороветь, у тебя получится!
– Ну да, конечно! Вера горы двигает! Лучше бы я умер на месте аварии… А ведь я уже пообещал Веро повести ее в горы Эстерель! Но этого не будет, я – паралитик…
– У тебя получится, Александр! Я тебе помогу.
Но все ее уговоры были тщетны. На следующий день, ни словом не обмолвившись об этом мужу, она пригласила домой священника из церкви Сен-Андре – того самого, который сумел ее утешить. Александр посетителю не обрадовался, но, вопреки ожиданиям Элен, их встреча прошла прекрасно. Вечером Александр казался уже более спокойным, даже умиротворенным, и молодая женщина увидела в этом доброе предзнаменование. Еще через неделю Александр приступил к выполнению восстановительной программы. Однако гроза могла разразиться в любую минуту, что и случилось совершенно неожиданно для всех. Однажды утром, когда Элен занималась домашней бухгалтерией, Вероника, у которой в эту среду не было занятий в школе, вдруг заявила: