Сердцу не прикажешь
Шрифт:
Потом, все так же неторопливо, его руки опустились, развязали пояс, и халат упал на пол.
– Ты очень красивая. Тоненькая, как тростинка…
И вот она, совершенно обнаженная, прижимается к нему… Заставив ее поднять голову, он с неожиданной грубостью, до легкой боли, впился губами в ее губы.
– Идем! – сказал он.
Из гостиной дверь вела в маленькую спальню, где стояла покрытая меховым покрывалом кровать.
– Идем! – повторил Люк.
Он взял ее за руку и увлек за собой.
Было время заката. Через задернутые шторы в комнату проникал приглушенный розовый свет.
Люк быстро разделся и склонился над ней. Поцеловал в губы, на этот раз нежно, потом его губы скользнули по ее шее вниз, к грудям. Невольный стон сорвался с ее губ, голова запрокинулась. Элен не ожидала, что эти губы, эти искусные пальцы, проникающие в самые потаенные места ее тела, могут привести ее в такое возбуждение и трепет.
– Александр! – прошептала она. – Александр!
Люк резко сел на постели и уставился на девушку.
Элен попыталась привстать, но он схватил ее за плечи и прижал к кровати.
– Что это еще за Александр?
Пристыженная, девушка не спешила с ответом. Сексуальное желание совершенно улетучилось, и ей вдруг стало зябко.
– Не хочешь – не говори! Но третьего в постели я не потерплю! – заявил Люк.
Через пару минут он ушел, хлопнув дверью.
– Ты никогда больше не должна с ним видеться, слышишь?
Бледный как полотно, со слезами на глазах, Александр тряс Элен за плечи.
– Никогда не ищи встреч с этим человеком!
Едва вернувшись в Вендури, Элен рассказала молодому священнику обо всем – разумеется, чтобы сделать ему больно, заставить ревновать. Однако столь бурная реакция ее ошарашила. И вот теперь, слушая Александра и глядя в его глаза, выражавшие гнев и мольбу, – а может, и отвращение, – она чувствовала себя поруганной, грязной. Порывистым движением отбросив его руки, она убежала прочь.
Машина Элен на полной скорости катила к особняку Дё-Вен. Грязь – вот самое подходящее слово! Она ощущала на себе руки Люка, прикосновения его губ, и к горлу подкатывала тошнота. Но приходилось признать, что к отвращению примешивалась нездоровая радость оттого, что ей все-таки удалось заставить Александра страдать.
Нужно было избавиться от всего этого, стереть из памяти, вернуть то ощущение чистоты… Но как?
Приехав домой, Элен сразу схватилась за телефон.
– Александр?
– Я слушаю.
– На следующей неделе ты собирался в Лурд, я правильно запомнила?
– Да, на семинар, – сухо ответил он.
– Может, возьмешь меня с собой?
Ему потребовалось время на размышление.
– Мне это очень нужно! – взмолилась она. – Пожалуйста!
– Хорошо.
Через несколько дней они выехали из Вендури задолго до рассвета. Пока мимо проплывали мирно спящие пейзажи Прованса, они оба молчали.
И вдруг Александр указал на небо. На западе оно было совсем еще темным, зато восточная его часть окрасилась в цвет спелого
– Элен, посмотри, какие прекрасные цвета!
Она только улыбнулась в ответ. Слова были не нужны. Между ней и Александром снова установилось то удивительное взаимопонимание, когда все ясно без слов.
В Лурд они приехали около часа дня. Перекусили сандвичами в каком-то баре, после чего Александр отправился на семинар.
Чувствуя себя слегка потерянной, Элен решила прогуляться по городу. В это время года в нем было особенно много паломников. Она присоединилась к группе, направлявшейся к аллеям Санктуария, и, оказавшись на площади Розер, полюбовалась двумя базиликами. Потом, сама не зная как, девушка очутилась перед чудесным гротом Масабьель. Вид обремененных недугами страдальцев, чередой проходящих мимо, растрогал Элен. Сколько боли и сколько веры… На душе у нее стало легче и спокойнее. Собственные проблемы показались ей незначительными.
Вечером, причем довольно-таки поздно, Александр присоединился к ней в ресторане «Дю-Гав», как и было условлено. Мало-помалу к Элен возвращалась былая беззаботность. Разговаривали они с Александром свободно, в дружеской манере. Настроение у молодого священника было отличное. Может, он уже ее простил?
И вдруг в разговоре у него вырвалось:
– Элен, дорогая….
Девушка замерла от неожиданности. Не может быть, она наверняка ослышалась…
– Что ты сказал, Александр?
Выдержав долгую паузу, он неторопливо, серьезным, почти торжественным тоном повторил:
– Я сказал: «Элен, дорогая…»
Она почувствовала, что краснеет, и, не зная, как скрыть свое смущение, расхохоталась. Александр же сохранял полнейшее спокойствие. Едва заметно улыбаясь, он снова принялся за еду. Судя по всему, фраза сорвалась с его губ не случайно и он был доволен тем, что она привела его спутницу в такое волнение.
Из ресторана они вышли почти в одиннадцать вечера. У Элен было ощущение, что еще немного – и она задохнется от радости. Ей вдруг захотелось помолиться перед гротом, желательно в одиночестве. Когда же она, смахивая слезы, поднялась с колен, Александр стоял у нее за спиной.
Поглаживая ее по плечу, он проговорил мягко:
– Не плачь, не надо. Я – всего лишь промежуточное звено. Наступит день, и кто-то другой даст тебе все то, что я не вправе тебе дать.
А у нее в ушах все еще звучало недавнее «Элен, дорогая…». Наверное, он уже успел пожалеть о своих словах. И все же они были сказаны, и Элен несмотря ни на что чувствовала себя счастливой и надеялась.
Ночь они провели в Лурде: Александр – у своего знакомого, старенького аббата, а Элен – в маленьком отеле по соседству. Выехали они очень рано. Позавтракали в Арле, затем проехали по территории природного парка Камарг, оставив чуть в стороне Марсель и Тулон. Было уже поздно, когда дорога пошла вверх – они достигли Маурского горного массива с его крутыми пиками и извилистыми дорогами.