Сердечная терапия
Шрифт:
– Да, пожалуй, ты и рада была, что так вышло. Спрыгнула с пьедестала и не ушиблась, а? – тоже с хитринкой посмотрел ей в глаза Роман. – Так будем пить или смотреть на коньяк?
– За Магу! – Антонина звякнула своим бокалом о Романов.
– За Магу! Хороший он мужик. Мог меня под асфальт закатать, а отпустил.
– Что? – ахнула Антонина, даже забыв закусить.
– Бандит он.
– Кто?
– Бандит. Но не просто урка, а авторитетный бандит. Под ним чуть не весь город ходит. Крышует чужой бизнес, решает вопросы, дружбу водит с бизнесменами, политиками, важными людьми. Этакий дон Корлеоне в своих краях. Богат, если интересно. Очень богат.
– Ничего себе! – прошептала пораженная Антонина. –
– Да нечему особо удивляться. Разве мало ребят из силовых видов спорта подались в «бурные девяностые» на такие заработки? Факт не новый. А нас жизнь чудом свела. Кстати, спрашивал о тебе, но я мало что мог ему рассказать. Разве что знал от кого-то, что замужем и за границу ездишь. Видел по его глазам, что до сих пор тебя любит. Хочет. Теперь понимаю почему. Ты же, Тонька, ведьма. Бывают ведьмы лесные, а ты – ведьма постельная, – засмеялся Роман, поднялся из-за стола, подошел сзади к Антонине, наклонился, обхватил ее руками и, отыскав ее губы, снова впился в них своими.
Вкус коньяка стал их общим, у Антонины потянуло внизу живота, но, несмотря на это, мысленно она все равно перебирала факты: «Вот жизнь! Мага – крутой мафиози, а я – профессорская жена…»
22
Профессор Игорь Соломатин, не включая свет, вышел из кухни на балкон и смотрел через стекло во двор. Антонина села в машину, завела двигатель, вышла, смела специальной щеткой рассыпчатый снег с заднего стекла, обошла машину, обмела переднее стекло, посмотрела вверх, на окна их квартиры, и снова села за руль. Через тонированное стекло Игорь видел, как в салоне мигнул голубым светом экран мобильного. Через минуту «тойота» жены тронулась.
«Точно нашла… – снова подумал Игорь. – Хотел как лучше, а выходит, сам все испортил… И что дальше?»
Он почувствовал, как нервно дергаются коленные чашечки под брюками и мускулы от плеч до локтей – от холода или от волнения? Холодно и неуютно жилось ему последние годы рядом с женщиной, которую любил всю жизнь и всю жизнь пытался пробудить в ней любовь. И раньше не слишком грел семейный очаг, но с ними был Вадик, они ездили по миру, было что-то общее… А что осталось им обоим теперь, когда даже разговор не клеится? Разве можно жить только воспоминаниями? Воспоминаниями о чем? О том, каким он был счастливым, когда Тоня согласилась стать его женой? Девушка из простой семьи, но красивая и самоуверенная, которая вполне могла составить партию более крутому поклоннику из тех, что вились вокруг нее. Иногда Игорю казалось, что она только для того и согласилась выйти за него, чтобы остаток жизни он чувствовал себя в долгу перед ней. Хотя нет, нет! Это вряд ли. Но почему тогда? Кто знает… А может, это было его ошибкой? Еще тогда, на старте… Впрочем, разве можно любовь всей жизни считать ошибкой? Уже счастье, что любовь была. Хоть и такая однобокая. Другие и этого не испытали. Но как это утомляет…
Игорь переступил порог с балкона в кухню и почувствовал, что действительно замерз. Включил электрочайник, прижал к нему ладони, постоял так минуту, а потом решительно подошел к шкафчику-бару, достал оттуда бутылку хорошего виски, полученного в подарок от шотландского коллеги физика, взял низкий стакан, наполнил его наполовину и решительно выпил.
Чем меньше в бутылке оставалось виски, тем более полярные эмоции овладевали Игорем. Его растерянность от осознания того, что нелепая игра шла не по его правилам, сменилась ступором безысходности, потом ему стало жалко себя несчастного, которого, наверное, никогда и не любили, и даже слезы наворачивались на глаза от осознания этого факта, да что уж греха таить! – они медленно стекали по щекам… Но на дне очередного стакана профессор Соломатин вдруг увидел рациональную идею
– А может, оно и к лучшему… Видишь, с помощью моей Сони все и выяснилось-то… Кто кому кто. Нашла дурака!
Он, шатаясь, побрел в спальню, прихватив в коридоре с полки свой мобильный. «Позвонить ей? Или не мешать? Не мешать слушать оперу…» – Игорь невесело посмеялся собственной шутке. Он улегся одетым на супружескую постель, и сон уже начал было накрывать его, как где-то внутри появилось ощущение, напоминающее жажду, потребность в чем-то неопределенном, но крайне необходимом. Игорь из последних сил прислушивался к своим ощущениям, пытаясь определить, чего именно ему хочется. Сон брал свое, и уже на его границе мужчина вдруг увидел, словно в тумане, лицо этой чудачки Яны, которую взволновала их история, Антонинина исповедь и ее собственное открытие относительно виртуальной Сони… И, засыпая, он даже почувствовал теплоту ее рук, сложенных на столе «замочком», которые накрыл тогда ладонью.
23
Еще утром Яна забрала из почтового ящика квитанцию на посылку, но добралась до почты уже после работы. Радовали ее эти рождественские дары или нет – она и сама не знала. Два раза в год она получала из Канады коробку или пакет с подарками – перед Новым годом и летом – ко дню рождения.
Конфеты, какая-то косметика, шарфик или перчатки зимой и несколько футболок, пестрых юбок и солнечные очки летом – таким был примерный набор знаков внимания, оказываемых отцом, точнее, его новой семьей, ведь собирали это, несомненно, женские руки – Надеждины или ее невестки.
На этот раз в пакете были черный свитер с яркими полосками, коробка конфет и альбом для фотографий. Она взяла свитер в руки – полезная вещь, особенно учитывая то, что на кухонном столе уже лежал билет на поезд на тридцать первое декабря. Так Яна решила в этом году вопрос празднования Нового года: ночь в поезде, а затем – заснеженные Карпаты, спуски с гор на лыжах, подъемники и снова спуски, новые люди вокруг, новые впечатления. Вот так и праздники пройдут. Полистала фотоальбом. В прозрачные кармашки-страницы были вставлены две фотографии.
«Постарел папа», – подумала Яна, но, к своему удивлению, не прониклась ни возрастными проблемами отца, ни тем, что рядом с ним улыбалось уже трое канадских внуков. Они давно существовали «где-то там», вне ее траекторий.
Прошло более десяти лет после их отъезда, не сказать чтобы в Канаде им жилось беззаботно, но редкие письма приносили Яне известия о том, что семья в конце концов устроилась, все нашли работу, имеют хорошее жилье и в целом довольны. Конечно, если бы она решила ехать следом, поставив отца перед этим фактом, вряд ли бы он возражал. Поэтому обвинять его в чем-то не приходилось. Сама так захотела. Выучилась. Похоронила бабушку. Вышла замуж. Развелась. Вытащила себя за волосы из пропасти депрессии. Может, тогда, в период, когда земля уходила из-под ног, к ней и залетали мысли бросить все и… Но так и не решилась. Тело после преждевременных родов и потери ребенка постепенно восстановилось, боль душевная и разочарование засиделись дольше, но и они сгладились. Жизнь, как ни странно, продолжается после любых испытаний, и ты шаг за шагом движешься вперед, снова учишься ходить, говорить, улыбаться себе и людям.
Отец несколько раз в год присылал рукописные письма (так и не подружился с компьютером и Интернетом, хоть и не такой уж старый, еще нет и шестидесяти), сообщал в нескольких предложениях новости, жаловался на здоровье, спрашивал, чем она занимается и какие у нее планы, но в гости больше не звал. Да Яна и не набивалась. Вспоминала его нерешительное предложение эмигрировать вместе с ними, потом его слезы в Борисполе и понимала, что варианты в ее жизни были, но каждый выбирает свой путь сам. Сам его и проходит.