Сердечная терапия

Иванцова Мила

Хотя, чего греха таить, нелегко ей было плыть по житейскому морю, зарабатывая себе на хлеб руками и выслушиванием десятков чужих историй, пропуская через себя людские боль и неприятности, будто своих ей не хватало. И казалось, что и собственный печальный опыт, женские слезы и семейные драмы с каждой новой историей будто резинкой стирали в ее воображении образ настоящего мужчины. Точнее, стирали веру в существование этого мужчины не где-то в сказках, фильмах и романах, а здесь и сейчас – в реальной жизни, в ее окружении, в ее родном городе, на тропах, которыми она ходит.

И все же Яне нравилось присматриваться к людям. В магазине. На улице. В транспорте. Додумывать их истории. Догадываться об их отношениях. Психологом она была бездипломным, не испорченным многолетним

образованием. Была она интуитивным психологом «от Бога», к тому же умела слушать. А еще – создавать вокруг себя некое «поле равновесия и покоя», «поле целебных энергий», как сказала ей одна бывшая пациентка. Как это у нее получалось, трудно объяснить. Может, просто было дано. Дано быть кому-то нужной в трудную минуту. А это уже немало для осознания своего места в жизни.

Обо всем этом думала Яна, рассматривая то свитер, то фотографии большой улыбающейся канадской семьи. Но вдруг накрыла ее волна одиночества и жалости к себе, комок подступил к горлу, в носу закрутило, картинка в глазах расплылась, и Яне неудержимо захотелось почувствовать рядом крепкое мужское плечо, ощутить теплоту добрых рук, увидеть разумные неравнодушные глаза, услышать слова поддержки и любви. А может, самой качать на руках маленькое существо, растить его, беречь и защищать эту «плоть от плоти»…

Яна упала на кровать, обхватила подушку руками и разрыдалась. Плакала она долго и искренне, будто за последние годы накопилось в ней море этой соленой жидкости, которая пошла через край, лишь только Яна позволила себе слабину.

Постепенно рыдания затихали, она обессиленно всхлипывала и чувствовала, как накрывает ее сон. Из последних сил, не вставая с кровати, разделась, сбросила одежду на пол, завернулась в одеяло, скрутилась калачиком и притихла. Перед глазами проплыло лицо отца, каким он был еще в ее школьные годы, мамин портрет на гробе, перевязанный черной лентой, Надеждины умелые руки, неустанно хлопотавшие в кухне, очередь на регистрацию в Борисполе… Все это вылезло из тайников памяти и кружились перед ее внутренним взором.

«Заменить чем-то хорошим! Заменить», – в полудреме посоветовала сама себе Яна и сделала усилие, чтобы отодвинуть подальше эту карусель. И, уже проваливаясь в сон, увидела перед собой доброе спокойное лицо профессора Соломатина, его искреннюю улыбку, а еще будто почувствовала, как его теплая рука накрывает ее сплетенные пальцы. На сердце стало тепло и уютно, Яна расслабилась и поплыла в свои сны.

24

Пока Александра и Вадим смотрели выступления учеников балетной школы, на улице пошел густой пушистый снег. Они добежали до машины, Вадим пикнул сигнализацией, осторожно открыл дверцу и с силой ее захлопнул. Сухой снег скатился на землю. То же он проделал и с дверцей с другой стороны машины. После этого помог Александре усесться, а она еще несколько минут наблюдала за тем, как Вадим, словно волшебной палочкой, обмахивал щеткой окна машины, открывая ей панораму ночной Контрактовой площади в рождественских огнях. Прямо перед ними, за площадью, стоял на постаменте заснеженный Григорий Сковорода с котомкой через плечо. Людей у памятника было немного, не то что днем. Топталась какая-то компания молодежи с гитарой, а еще виднелась неподвижная мужская фигура с цветами в руке. «Место встречи изменить нельзя», – подумала Александра и улыбнулась.

Открылась дверца, Вадим потопал ногами, рукой смахнул снег с головы и быстро нырнул в салон и уселся за руль. Он заметил улыбку Шурочки, и это было приятно, даже если она насмехается над его манерой отряхиваться перед тем, как сесть в машину. Ну, вот он такой. Какой уж есть. Вот такой… Зато настоящий. Не выпендривается, чтобы изображать из себя распальцованного мажора… Ему было приятно ощущение того, что рядом с Шурочкой не нужно становиться на цыпочки, что-то из себя корчить, зарабатывать очки, думать, как ты выглядишь и на сколько баллов тянешь сегодня. Ему нравилось быть собой, улыбаться, шутить, рассматривать ее и Стасю, делать для них обеих что-то приятное, хотелось заботиться о них…

А еще его вновь охватило желание поцеловать ее в губы, на которых еще играла легкая улыбка. Необъяснимо тянуло Вадима прикоснуться к этой женщине. Как врач он, конечно, был осведомлен и о межполовой «химии», и о гормонах, и был в курсе теории дедушки Фрейда, не понимал только этой «избранности». Почему с одним человеком тебя «включает» просто так, а для удерживания равновесия с Анжелой, например, приходилось прилагать столько усилий.

Сейчас ситуация, казалось бы, позволяла поддаться волнующему желанию коснуться, поцеловать ее – вдвоем в машине, снаружи падает снег, еще немного – и снова придется выходить сметать его… Но подсознательно Вадим чувствовал, что еще рано, и он снова сдержался.

Завел двигатель. Вздохнул. Поймал на себе удивленный взгляд Шурочки. А дальше его понесло без сценария. Он сказал то, что само вырвалось:

– Я хотел пригласить тебя где-нибудь поужинать… – Пауза, взгляд глаза в глаза. – Но такая погода… Еще заметет нас где-то к черту, пока будем сидеть… – Пауза, сдерживаемая улыбка, серьезный вид. – Так вот, у меня есть предложение, несколько банальное, но гораздо более безопасное… – Пауза, вопрос в глазах сидящей напротив женщины. – Давай сейчас заедем в ближайший супермаркет, возьмем какой-то еды, бутылочку вина и, чтобы не искушать человека за рулем, поедем ко мне ужинать, а?

Александра пару секунд смотрела ему в глаза – без удивления, спокойно, потом пожала плечами и без набора фраз, который мог бы показаться уместно-типичным в данных обстоятельствах, просто сказала:

– Давай.

Квартира Вадима не походила на холостяцкую берлогу, хотя в ней не было следов женского присутствия. Уже не было. Двухкомнатный «хрущ» с современным ремонтом: небольшой коридорчик, первую комнату объединили с крошечной кухней в «студио» – это расширяло пространство. В стене напротив окна дверь в другую комнату. Желто-золотистые шторы, современная мебель в кухне и комнате – без ненужных тяжелых шкафов, комодов и больших столов для традиционных торжеств. Возле дивана с подушками-думочками – стеклянный столик на низких ножках, на стене напротив – плоская панель телевизора, под ней на этажерке – музыкальный центр. Полки с книгами. Современный пол из ламината, без ковров. На кухонном окне пузатый кактус.

В кухне Вадим энергично вынимал пакеты, раскладывал на тарелке уже нарезанные в магазине буженину и колбасу, зелень петрушки. Ловкими движениями открывал железные баночки с кукурузой, оливками, мелкими огурчиками… Хлеб тоже уже оказался нарезанным. Удобная, хоть и небольшая кухня, видимо, не очень была обременена хлопотами хозяина и наблюдала за его движениями десятком блестящих глазок-ручек на дверцах встроенной мебели. Так же удивленно наблюдала издалека за шаманством врача на кухне Шурочка – ее предложение о помощи было решительно отвергнуто:

– На этой кухне двоим делать нечего, разве что толкаться! Отдыхай, можешь включить телевизор, не напрягайся. Ты, наверное, устала за день.

Александра и правда вдруг почувствовала, что страшно устала. Еще в машине подумала, стоит ли соглашаться на продолжение вечера, но в тот момент, когда Вадим задал вопрос, она замерла и просто прислушалась к себе: хочет ли она сама этого? Исчезли вопросы «кто он и кто я?», «зачем ему чужие проблемы?», будто и их накрыло снежной периной. Александра честно ответила себе: «Хочу». Все словесные игры, которые могли бы при данных обстоятельствах вестись взрослыми людьми вокруг возможного продолжения этого зимнего вечера, на самом деле ничего не изменили бы, а просто стали бы элементами неписаного этикета, который в данном случае не стоил лишних слов. Им было спокойно и легко вместе и действительно не хотелось прощаться. И она согласилась. А как уж оно пойдет дальше – на все воля Божья. Давно, очень давно не открывалась ее душа мужчинам. Не было никого из них и близко возле ее тела. Постепенно унималась боль после гибели мужа, но Александра не искала замены, да и не до того было – другие цели были важнее. Выжить. Вырастить и выучить Стасю…