Серебристый цилиндр
Шрифт:
Листья опадали посреди лета, а люди такие беспечные, и становятся всё более равнодушными. Как это не похоже на людей!
А потом появились ОНИ! Сначала о них говорили только те, кого считали сумасшедшими. Всё им мерещилось, будто кто-то бродит рядом в сумерках. Не люди, а тени. Только очертания: голова, руки, ноги. Лиц нет. Серые призраки.
И нормальные люди порой замечали их, но боялись сознаваться. Думали, что их тоже запишут в психи. Но потом! Потом их стало сложно не замечать! ОНИ могли тихо следовать за тобой по сумеречной улице. Осторожно подглядывать из тёмных закоулков или появиться
Люди их боялись только поначалу. А со временем... Чёрт! Да люди постепенно совсем переставали на что-либо реагировать! Становились настолько безразличными... Это был просто вирус безразличия! Даже животные этому подверглись. Коровы целыми стадами валились в полях и медленно умирали.
Потом такое стало случаться и с людьми. Многие не выходили из домов — умирали в своих постелях от голода и жажды, от безразличия к жизни. Другие падали на улицах. Мёртвые и умирающие были всюду: в стоячих машинах, на дорогах, в кучах листьев под голыми деревьями. А ОНИ уже не стесняясь ходили толпами, парили по улицам и заглядывали в лица людей, будто проверяя, живы они или уже нет! И больше ничего не делали.
Лишь немногие держались. Единицы боролись за жизнь и пытались разобраться в том, что происходит. Но было очевидно, что весь мир тихо умирал.
Бред? Нет! Всё так и было, и будет снова! Но как такое возможно?
— Ганг! — вскрикнула Кеута. — Ганг!
— А? — Гангу показался странным звук собственного имени.
— Ты весь бледный! Что с тобой? Тебе плохо? — Кеута была очень обеспокоена.
— Нет! Что ты! Всё в порядке. Это просто переутомление. Прилягу ненадолго, и всё пройдёт.
— Я думала, что ты сейчас рухнешь в обморок.
Ганг обнял жену, вышел из комнаты и хорошенько похлопал себя по щекам.
***
— Ты один?
— Да, заходи.
Это было странно. Пару недель назад этот сумасшедший чуть не выбил окно в поезде, потом влез в его квартиру, а теперь Ганг открывал перед ним дверь и приглашал зайти. Это ведь Мейс — друг из несуществующего прошлого.
Мужчина не церемонился. Его не нужно было просить не разуваться — он сразу прошёл в кухню, и ему не надо было предлагать кофе — он сам взялся за кофеварку.
— Ну как, дружище, всё вспомнил? — спросил он.
— Сколько бы я не вспоминал — до сих пор не могу понять, как всё это возможно, — Ганг сел за стол. — У меня не укладывается в голове. Мы же видели, как мир погибал... Даже не один раз видели? Но сейчас...
— Это были другие миры, вот в чём дело, — Мейс тоже опустился на стул. — Первый раз такое случилось, когда мы были детьми, помнишь? Мы сбежали практически в последний момент.
— Я не могу поверить в это.
— Странное небо, внезапная осень, ОНИ. Всё умирало. Наша интерпретация закрывалась.
— Какая интерпретация?
—
— Это всё делали ОНИ? Люди-тени?
— Вряд ли. Возможно, эти существа вроде тех, кто следит за тем, чтобы везде был выключен свет в конце рабочего дня. ОНИ могли быть просто свидетелями гибели мира.
— Откуда ты всё это знаешь?
— Старик нам рассказал.
— Это тот с редкой бородой и в соломенной шляпе?
— Не было у него никакой соломенной шляпы.
— А! Шляпа была у его жены.
— Не помню. Она ведь умерла ещё до первого явления.
— А что старик?
— Старик, — Мейс сморщил лоб, пытаясь вспомнить. — Мы влезли в окно, он лежал на кровати... Рука свисала на пол...
Старик знал, что всё это случится. Вот почему Вакий с Мейсом побежали к нему. Старик был их последней надеждой. Эвика тоже «заболела безразличием». Друзья пытались её разбудить, трясли за плечи, а она только ненадолго открывала глаза и снова засыпала.
Вакий и Мейс, утирая слёзы, рассказывали об этом старику, а он шептал, что для неё всё кончено, как и для него. Старик сказал, что знал с самого начала, что и эта интерпретация дефектная, и что её тоже «закроют». Ещё он рассказал о том, что потратил жизнь, изучая интерпретации, путешествуя со своей женой... Он говорил много сложных слов. Много чего пытался объяснить. Ему было жаль, что приходится объяснять всё это детям. А потом...
— Старик дал нам это, — Мейс сунул руку в карман куртки и вынул серебристый металлический стержень. Абсолютно гладкий, блестящий, закруглённый на концах. Эта вещица казалась очень знакомой. — Ты ведь не потерял свой? Где он?
— Что? Не знаю, — Ганг пожал плечами.
— Подожди-ка, — Мейс вскочил со стула и устремился в прихожую. Он держал серебряный предмет в вытянутой руке, водил им по углам и полкам, будто это было какое-то устройство, вроде металлоискателя.
Ганг наблюдал за ним, боясь, что он снова учинит беспорядок.
— Ну же, где ты это спрятал, — Мейс вошёл в спальню.
— Так, если ты что-нибудь тут тронешь... — начал Ганг, но мужчина остановил его.
— Тихо! Слышишь, — он провёл серебряным предметом по воздуху и под потолком будто что-то перекатилось. — Он на шкафу. Доставай.
— О чём ты?
— Да напряги ты уже мозг и вспомни, как мы сюда попали!
Ганг придвинул к шкафу табурет и полез смотреть. Там была только картонная коробка. Вся в пыли, но было понятно, что это настольная игра. Под добрым слоем пыли можно было различить крупную надпись «ZUZUZU». Но зачем здесь это? Ганг не играл в настольные игры... Да, не играл... Но купил эту игру, чтобы помнить, что в ней спрятано.