Серебро далёкого Севера
Шрифт:
— Принцесса же Сиа, если следовать нашему эстетическому канону, особенной красавицей никогда не считалась, но отличалась скорее внешностью незаурядной и необычной. Главными достоинствами ее были, насколько можно судить по нескольким сохранившимся портретам, вовсе не тонкая талия, не пышная грудь и даже не изящные миниатюрные ступни — но пронзительные черные глаза и высокий лоб, выдававшие недюжинный ум. Я абсолютно уверен: повернись судьба по-другому — и принцесса стала бы не очередной звездой падишахского гарема, но яркой и успешной соправительницей при своем венценосном супруге. Увы, волею богов этому не суждено было случиться, и летописи ничего не сообщают о ее дальнейшей судьбе.
— Согласно же шахварскому сказанию, эта небесная посланница, гурия, оказалась настолько очарована умом и обхождением ее высочества, что немедленно воспылала плотской страстью. А
При этих словах старик Шуа цинично и понимающе усмехнулся.
— Кстати, стоит только подмигнуть сегодня хозяину любой книжной лавки в Шахваре, и он, почтительно препроводив тебя в заднюю комнату, предложит на выбор целый ворох соромных листов. Среди которых непременно сыщется и подробный рассказ о тех непотребных утехах, коим предавались небесная дева со своей возлюбленной, чжэнской принцессой. А за отдельную плату — так еще и с цветными картинками, исполненными похотливым карандашом какого-нибудь местного художника.
— Но, если вернуться к преданию, страсть эта оказалась настолько разрушительной и безрассудной с обеих сторон, что вызвала нестроение и неудовольствие не только в нашем государстве, но и на небесах. И тогда волей Его Императорского Величества безумствующую от вожделения принцессу удалили от двора и сослали на один из маленьких островов архипелага Сючжеэнь, где она и коротала в безвестности и забвении все отпущенные ей богами последующие годы, до самой смерти. Мятежная же гурия, по повелению самого Армана, Всевышнего Творца и Создателя, была отозвана и низведена с верхнего небесного круга на нижний, где теперь забавляет и утешает в посмертии удостоившихся этого простолюдинов — крестьян, солдат и мелких торговцев.
Но забыть свою былую избранницу наша небесная дева, имя которой легенда оставляет неназванным, так и не смогла. И теперь она, бессмертная, снова и снова оплакивает принцессу Сиа, с которой ей не дано было соединить свои судьбы ни в Круге Земель, ни на небесах. Милостью же Армана и соизволением Тинктара, безутешным слезам небожительницы в назначенный срок доволяется пересечь границу миров и достигнуть наших земель с тем, чтобы долететь до островов Сючжеэнь, к месту успокоения ее смертной возлюбленной. Эти-то слёзы гурии мы и наблюдаем в обличье тех пылающих звезд, что осыпаются с небес сегодняшней ночью и всякий иной год, в такую же осеннюю пору.
Мастер Шуа надолго замолчал в сосредоточенном размышлении, которое его спутник не захотел и не посмел прерывать словами. Лишь в конце прогулки, когда бывший ректор Хеертонского магического университета и его гость уже подходили к дому, где их ждали ужин и серьезный разговор, старец решил добавить к своему рассказу последний штрих.
— Кстати, на островах архипелага бытует предание, что еще при жизни Тао Инь Сиа несколько горячих слезинок гурии сумели достичь земли неповреждёнными и упали на раскрытую ладонь принцессы, когда та стояла под открытым небом и, в свою очередь, точно так же предавалась печали по утерянной небесной подруге. По рассказам, эти слезинки затвердели тогда наподобие драгоценных камней и обладали чудотворной силой. Но что стало с ними потом — мнения разнятся. Кто-то полагает, что принцесса Сиа до самой смерти не расставалась с этими камнями и что они так и были погребены вместе с ней. Другие же утверждают, что по крайней мере один или два "гурийских" самоцвета сумел заполучить некий юный имперский ювелир, лицом схожий с покойным женихом принцессы и удостоившийся по сей причине ее благоволения.
— Зато нас, юный друг мой, ожидают сейчас драгоценности пусть и не столь экзотического происхождения — но, по крайней мере, гораздо более вкусные. А то я что-то проголодался. Так что, прошу к столу!
И с этими словами Шуа-Фэнь бодро и энергично распахнул дверь "Приюта для покоя и размышлений", как в высоком стиле именовалось его нынешнее жилище.
….
— Итак, застоявшийся скакун перемен сумел вырваться на волю из стойла повседневности, — задумчиво произнес мастер Шуа, смакуя первый глоток бамбуковой водки. За едой в Чжэн-го было принято пить лишь вино или ключевую воду, но проворные слуги, повинуясь жесту хозяина, уже унесли все остатки завершившейся трапезы, и теперь подошло время для неторопливой беседы. А какая же вдумчивая философская беседа без водки?!
— Да-да,
— Вы полагаете, Учитель?
В голосе архимага звучала известная доля сомнения. Пожалуй даже, максимальная доля, допустимая при данных обстоятельствах. Ведь это там, снаружи, Нгуен Эффенди мог именоваться "его сиятельством", твердой рукой направлять многочисленное сообщество чародеев в одной из великих империй, вести поочередно с остальными четырьмя старейшинами заседания Магического Конклава и быть принятым едва ли не на равных монархами и владыками на всем необъятном пространстве Круга Земель, от Шэньчжоу до Хеертона. Но здесь, в пределах скромной усадьбы на окраине Дьема, за ее невысокой оградой, в этом насквозь пропитанном стариной и покоем доме… Здесь он ощущал себя всё тем же, кем и был несколько десятилетий тому назад: юным учеником перед лицом своего наставника. И сегодня этикет дозволял ему лишь обратиться к учителю со смиренной просьбой: пояснить и уточнить свою мысль, дабы суметь уяснить ее во всей глубине. Ибо впрямую оспорить мнение того, кто многие годы учил тебя мудрости и магическим искусствам, было столь же немыслимым, как усомниться, например, в том, что солнце встает по утрам и заходит по вечерам.
— Вы полагаете, Учитель? А мне сегодняшняя ситуация видится так, что наш жеребец споткнулся, не успев проскакать и первой версты. И покатившийся было камушек угодил в первую же встретившуюся на пути ямку, где благополучно и упокоился. Да, разумеется, великий князь Ренне безропотно проглотил нашу наживку: разыскал опального Юрая и отправил его на поиски легендарной шестой стихии. Но путь Охальника — или теперь уже Отшельника — безнадежно обрывается где-то на просторах Малой Роси. Уже долгое время о нем ничего не слышно, а посланнику Филофея не удалось обнаружить на месте катастрофы ничего, кроме следов панического и безадресного телепорта. В меру моего понимания, наш "последний иодай" уже безвозвратно канул в вечность. Хотя, впрочем, для тех планов, которые мы с вами обговаривали в прошлый раз, вполне достаточно и этого: нынешний ректор Университета всполошился и запаниковал. Уже сегодня он активно интригует против Мальгариона, заметно ослабляя тем самым позицию Вестенланда и западных держав в целом. Что и позволяет рассчитывать на восстановление равновесия магических сил по линии "восток — запад", которое за последние годы изрядно покосилось из-за вялости Всесвята и уклончивой, непроявленной позиции бен Эльма…
Верховный маг внимательно и почтительно заглянул в глаза своему собеседнику.
— Я чего-то не заметил, Учитель?
— Не заметил, малыш? Да, пожалуй, что и не заметил. Впрочем, заметить это было достаточно непросто…
На лице Шуа-Фэня промелькнула выразительная гримаса, в которой гордость удивительным образом смешалась с огорчением.
— Вот в этом-то, юный мой друг, и заключается преимущество старости, и одновременно — ее же слабость.
Еще один лицемерный вздох, скрывающий самодовольство под показным сожалением, и старик неторопливо продолжил свою мысль.
— Воистину, дальнозоркий взгляд умудренного летами порою не способен различить того, что лежит у него под самым носом, на расстоянии вытянутой руки. Но тот же самый взгляд отчетливо наблюдает течение событий на самом горизонте. Даже и за горизонтом, если достанет терпения и умения. Так что давай-ка мы с тобой посмотрим вместе! — И мастер Шуа начал неторопливо выстраивать свое волшебство.
Верховный маг государства Шахваристан тоже не вчера на свет появился, и поначалу он не заметил ничего необычного в той магии, которую задействовал сейчас его учитель. Заклинание дальновидения было достаточно стандартным и, с большим или меньшим успехом, доступным любому выпускнику Университета. А нацелить его точно на Юрая для профессионалов класса Нгуена или Шуа тоже не составляло особого труда: с одной стороны, тот снова был теперь волшебником, чей магический профиль Нгуен уже давно отыскал в архивах Университета. С другой же — Юрай все ещё оставался начинающим магом-дилетантом и маскировать свой чародейский след толком не умел. Хотя он этого даже и не пытался, впрочем. И все то, чем сейчас занимался Шуа-Фэнь, его способный и сделавший неплохую карьеру ученик уже давным-давно проделал самостоятельно. Так что теперь он спокойно и с легким оттенком скуки наблюдал, как на стене зала возникает серое туманое окно, в котором по мере наслоения заклинаний все четче и ярче проявлялась фигура энграмского алхимика.