Серебро и свинец
Шрифт:
Вместо ответа Акройд обернулся, и у Фаулера, тоже собиравшегося спросить что-нибудь – по возможности, до какого ориентира сержант намеревается их сегодня гнать, – перехватило горло.
Это было не лицо сержанта Акройда. Сержант не пошел язвами и не порос шерстью, все черты его лица оставались на местах, но выражение они приняли такое, какого Акройд бы просто не допустил. Это было… нечеловеческое выражение, по-другому Фаулер не мог бы объяснить. И глаза – они тоже не принадлежали тому Акройду, что шел по лесной дороге минуту назад.
– Что
– Вы, – проговорил Акройд. Это снова было неожиданно – Фаулеру почему-то казалось, что накатившее на командира безумие немо. Сержант подвигал челюстью, точно та не желала слушаться. – Зря. Пришли. – Между словами падали тяжелые, гулкие паузы. – В этот. Лес. Ши.
Ноги сами бросили Фаулера вбок, в канаву и колючки, за миг до того, как Акройд открыл огонь.
Бритвенно-острый шип глубоко пропорол морпеху щеку, и по лицу потекла теплая кровь. Над головой затрещали под ударами пуль неломкие, твердые, как сталь, ветки.
Фаулер попытался прицелиться, но не успел. Все было кончено раньше, чем он успел хотя бы приподняться над краем придорожной канавы. Тело Акройда, прошитое сразу двумя очередями, валялось посреди дороги в пяти шагах от такого же измочаленного тела радиста Делильо. В наступившей тишине отчетливо слышалось похрустывание битого стекла в дырявом ящике рации. Рюкзак с аккумуляторами протекал электролитом, и его резкий, острый запах мешался с вонью кордита. Кровь чернела, соединяясь с кислотой.
– Он… – прошептал Фаулер непослушными губами.
– Это был не он! – вскрикнул Даг Полянски. – Эти проклятые гуки его загипнотизировали! Вы же видели – это был не он, на него нашло что-то! А мы – следующие! Хрена с два мы доберемся до базы! Нас по одному пристрелят! Ну! – Он дал очередь в кусты, еще одну. – Давайте, кто следующий?!
– Я, – гулко прошептал Кадиллак.
Две очереди почти слились. Кадиллак Джонас застрелил Дага за секунду до того, как пуля Фаулера пробила ему аорту. Рядовой Фаулер опустился на колени посреди трупов, и его вырвало всухую.
Точно в тумане он видел, как из придорожных кустов медленно выплывает фигура в плаще с капюшоном, под которым не видно лица. Он хотел выстрелить, но руки не слушались. Винтовка стала вдруг неподъемно тяжелой, а мышцы словно превратились в трясучее желе.
Вслед за фигурой в плаще из леса выбрели, переваливаясь до жути комично, трое барсуков. Тявкая и порыкивая, деловито они, точно муравьи, поволокли тело сержанта Акройда куда-то в чащу. «Прячут трупы, – мелькнуло в голове у Фаулера. – Они тут все заодно… даже барсуки».
Потом человек в плаще шагнул к последнему морпеху. Из широкого рукава выпросталась старческая рука, вся в артритных наростах и бледных пятнах, и повела в сторону морпеха кривым пальцем.
Мышцы ожили – но не все, и не по воле своего хозяина. Запертый в своем черепе, но не потерявший сознания рядовой Фаулер мог только беспомощно
Последним усилием воли морпех сделал то, чего месмерическая сила туземца не смогла ему запретить, – закрыл глаза. Но до последнего мига спину ему сверлил холодный, ненавидящий взгляд.
Лландауркс глядел на дорогу с высоты трех человеческих ростов. Ветка, на которой удобно устроились немолодой лекарь и его ровесник воин Данторакс, выросла здесь как по заказу.
– И все же я опасаюсь, – проговорил он, продолжая уже не единожды начинаемый спор. – Эти демоны владеют страшными чарами, неповторимыми для нас. А я не смогу защитить вас…
– Вы, коун, здесь не для того, чтобы защищать нас, – усмехнулся воин, – а чтобы латать наши раны, когда все закончится. Кроме того, мы не собираемся вступать в бой со всем их войском. – На миг он помрачнел – судьба отряда Койреракса, отправленного на приступ лагеря демонов, еще свежа была в памяти. – Против нас будет всего лишь их передовой дозор.
– Но эти железные големы… – Чародей прервался. – Какой мощью, должно быть, наделены их оживители!
– Не знаю, не знаю… – Данторакс покачал головой. – Дружинники докладывают мне обо всем, что видят, а примечают они немало. Никто из этих ши не кудесил сам. До последней мелочи все они творят при помощи вещей.
Лландауркс вопросительно приподнял брови.
– Знаешь столичные горючие палочки? – без видимой связи с предыдущим спросил воин. – Видел, конечно. Если нет огневого талана, а один в глушь отправляешься – полезная штука. Вот и у ши есть такие – у кого палочки, у кого коробочки. Но ни один из них ни разу не зажег огня сам.
– Они мечут огонь издалека… – попытался возразить целитель.
– Из своих железок! Всюду и везде – железки! Словно все они – даже не анойя, а бесталанные земледельцы! Но этого не может быть!
– Действительно… – пробормотал Лландауркс. – Быть может, чародеи у них составляют тесный круг… и снабжают своих подданных плодами своего чародейства…
– И рожают только от себе подобных? – ухмыльнулся Данторакс. – Ох, не верится мне! Нет, у меня не раз промелькивала мысль куда более пугающая.
– И какая же? – полюбопытствовал чародей. Воин помрачнел.
– Что никакого колдовства в том, что они делают, нет.
Лландауркс поглядел на него с недоумением.
– А как еще это возможно?
– Ну, умельцы из Андилайте ведь делают как-то свои горючие палочки, – ответил Данторакс. – И чтобы выплавить сталь, не требуется колдовство. И чтобы поднять груз, не нужен волшебник-движитель. Что, если эти обделенные дарами ши научились без помощи чар делать то, на что, как мы полагаем, способны одни лишь кудесники?