Серебро и свинец
Шрифт:
Их форма настолько подходила к этому бесчеловечно прекрасному лицу, что Обри в первый миг не сообразил, что таких ушей просто не бывает.
– Кажется, это и впрямь граница, – пробормотал Макроуэн. – Этот парень не похож на тех туземцев, что нам попадались прежде. Он похож на…
– На сволочь он похож, – буркнул морпех. – Видали, какой у него лук? – Он потянулся куда-то в плотную зелень и вытащил длинную, в полчеловеческого роста, дугу. – Я двумя руками согнуть не могу! А этот хлипак… Это он уложил Гарри.
Судя по ширине плеч, морпех мог бы согнуть пополам самого Одри, причем одной рукой. Видимо, за хрупким сложением туземца таилась неимоверная силища.
– Он похож на… – повторил
– То почему не быть эльфам? – прошептал Обри Норденскольд.
Глава 9
Повозка катилась по лесной дороге – слегка покачиваясь, скрипя и хлопая на ветру натянутым на дуги поверх ценного груза промасленным полотнищем. Льеух озабоченно принюхался и покачал головой. Ему все равно казалось, что масло прогоркнет, и хотя хозяин каравана, гильдейский купец Атарханакс, уже три дюжины раз повторял ему, что масло земляное и прогоркнуть не может, охранник продолжал поводить носом всякий раз, когда летний ветерок доносил до него характерный резкий запах – не появится ли в нем новая нотка?
– Эй, Льеух! – окликнул его старшой. – Опять на козлах спишь?! Демоново отродье, в оба у меня смотри!
Охранник насупился, но ради виду все же покрутился настороженно – дескать, не слыхать ли чего, не видать ли кого?
А все почему? Потому что коун Атарханакс – тот еще жлоб, вот почему! На чародеев поскупился; ни провидца тебе, ни боевого мага – один приказчик вон, и тот анойя почти, да мы, безответные. Понятно, что старшой злобится. Мало что нам самим приходится вдвое бдеть против обычного, так ведь и впрямь опасно в здешние края без колдуна забредать. Особенно без провидца. Разбойники с Беззаконной гряды в последние годы совсем одерзели, среди бела дня на большие караваны нападать стали. Бают, с ними и чародеи есть, изгои, только кто баял – тот не видел, а кто увидит – тот уже ничего не бает и баять не будет, с того свету-то. Ну да ничего… вот иссякнет у императора милость благая, да и пошлет он на проклятую гряду с десяток дружин, вот тогда и попляшут душегубчики. Не хотите жить по закону – и не надобно, а проезжим чего кровь портить?
А головой вертеть да глазами лупать – то дело нехитрое, зато и ненужное. Был бы провидец с караваном, он бы сразу почуял засаду. А сам зыркай не зыркай – не захотят разбойники примету, так и не будет, до покуда тебе на шею не сядут да погонять не примутся: беги, дескать, купечная рожа! Да и то ж – пока по пустотным землям ехали, то и бдеть надобно было, а сейчас-то чего выслуживаться? Уже Второй день по бхаалейновым владениям тащимся, вчера до полдня межевой камень миновали. Пусть владетель за разбойничками и приглядывает, чтобы не баловали. Слыхалось, что ат-Бхаалейн с ними зело крут, но это, опять же, ветер носит. Не бывал еще Льеух в Бхаалейне. Не заносило. Известно же – коли караван на рубеж идет, там одной малой охраной не обойдешься, там купцы по трое-четверо, сложившись, целую дружину нанимают, с чародеями и воеводой. Один только вот коун Атарханакс… не то диями обделенный, не то наглый до полной дурости… или думает, что пронесет судьба? Тогда и верно дурак, коли старую обмануть вздумал. Ведомо ведь – судьба поперед человека родилась.
Поглощенный такими вот мыслями, Льеух и впрямь не заметил, откуда выскочили на дорогу трое тощеватых мужиков в таких грязных одежках, что никем, кроме как разбойниками, душегубами лесными, и быть они не могли. Двое мужиков трепетно сжимали в лапах что-то навроде железных дубинок, но почему-то подвешенных на лямке через плечо. Третий, потолще и повнушительней, хитро прищурившись, оглядывал караван по-нехорошему хозяйским взглядом.
Повозки
Коун Атарханакс, побелев как полотно, цеплялся ручками то за поводья – по натуре своей жлобской он и на возчиков поскупился, сам, не чинясь, брался за вожжи, лишь бы сберечь лишний грош, – то за козлы под собой, то за пояс, на котором, как назло, болтался внушительный кошель, коего купец из виду не упускал.
Старшой соскочил с воза и быстрым шагом направился к толстому – верно, главарю разбойников.
– Ну что, – проговорил главарь глумливо, – будем по-хорошему делиться али по-плохому воевать?
– Ты, изгой, верно, ошалел в своей глуши, – грубо отозвался старшой. – А ну, с дороги сойди! Давно дружинников владетельских не видывал? Так мы пособим!
– Ай-ай! – покачал головой толстый, и, словно по непонятному приказу, из придорожных кустов выступили еще двое, с такими же железными дубинками. – Что за люд такой пошел? Ни тебе «пожалуйста», ни тебе «коуне» – сущие дикари. Кто у вас тут самый главный будет? Ты, что ль? – Он ткнул пальцем в сторону наторопь поминающего диев купца. – Надо же, каков красавец! Полпуза кошель занял, а чародеев нанять? Чай, янтаря не мало?
Льеух и сам знал, что умом не выдался, но даже до него потихоньку доходило, что разбойник ведет себя как-то странно. Не должен он был бы так нагло издеваться над проезжим купцом, если под рукой у него – лишь четверо громил с дубинками… А четверо ли? Охранник обернулся – точно, сзади караван стерегли еще двое. И все равно – семеро гулящих людей против шестерых охранников… да возчиков трое… да приказчик, который, конечно, почти анойя, но приморозить может… Нечего ему сусоли сусолить поперек дороги. Кинуться из чащи, а еще лучше – стрелами, чтобы не успели охранники за оружие взяться, потому что когда он, Льеух, возьмет в руки меч, тут-то и придет этому сермяжному воинству полный и бесповоротный конец.
– Вот что, вольный человек. – Видно, старшой и сам заподозрил неладное, потому что сбавил напор. – Иди-ка ты своей дорогой, а мы своей поедем. Сам знаешь – с бхаалейновой дружиной шутки плохи.
– Нам, мил-друг, владетели и прихвостни ихние не указ, – с не совсем понятной гордостью заявил разбойник. – Ишь, силу таланную себе забрали, сидят на шее у народа да только кровь сосут! Не-ет, коуне, делиться надо! С трудовым народом надо делиться!
Покуда внимание разбойников, да и караванной охраны, отвлекала странная перепалка, Льеух осторожно и неслышно спустился с козел и обнажил меч. Хороший у него был меч, «морская волна» – по клинку от острия к гарде так и бежит волнистая черта, – двуталанным кузнецом кованый, натрое закаленный. С таким мечом можно было и во владетельскую дружину податься, но Льеух не любил иметь над собой много начальников. В охране он подчинялся только старшому, а в кирне им бы вертел кто ни попадя – тут и десятник, тут и воевода, тут и управляющий, тут тебе и сам владетель, его волшебное долгородие.
– Знаем мы такой передел, – хмыкнул старшой. – Было ваше, стало наше. Вот что, вольный человек. Или ступай своей дорогой, или мои воины твоих обормотов…
Краем глаза Льеух заметил, как его товарищи так же потихоньку подходят к старшому. Один из возчиков, не прячась, тащил из-под холстины окованную железом дубинку.
– Э-эх! – всплеснул ручками наглый разбойник. – Ты, мил-человек, верно, думаешь, что коли народ простой, так и волшбы от него не жди? Не-ет, у нас теперь большие друзья есть! Большие! Они-то с нами силой поделятся! А все почему? – Он для солидности приостановился и поднял палец. – Делиться надо!