Серебро на крови
Шрифт:
1
Небольшая уютная гостиная с камином и толстым тёмно-синим ковром. За узорчатой решёткой кто-то аккуратно сложил дрова, чтобы, когда пришло время разжигать, огонь равномерно захватил каждое из них. За окном, закрытым прозрачными занавесками, плавно догорает закат, окрашивая небеса в нежно-лиловые оттенки. В комнате много подушек, мягкий диван под цвет ковра и несколько кресел, на одном из которых лежит начатое вязание. Гостиная переходит в кухню цвета лайма, на которой находится
От дивана доносится негромкое шебуршание — там с несколькими куклами играет молодая девочка. Ей где-то около пяти. Беловолосая, сероглазая, бледнокожая малышка сосредоточенно водит куклой по мягкой поверхности дивана и что-то приговаривает себе под нос.
Девочка похожа на женщину, только светлее и бледнее. У женщины волосы налиты золотом, глаза отливают зеленью и губы полны красного цвета. Она не смотрит на своё дитя, всё своё внимание уделяя стакану. Казалось, что она кого-то ждёт, но висящие прямо перед ней часы её совершенно не интересовали.
Так шли минуты, превращаясь в часы и в тот момент, когда последний лучик солнца скрылся за горизонт, в дверях раздался звон ключей и на пороге появился молодой вихрастый парень в костюме и с чемоданом. Рыжеволосый с россыпью веснушек на щеках, он улыбнулся, глядя на свою жену.
— Вот я и дома. Скучала? — не дожидаясь ответа, рассмеялся.
Раздевшись, он прошёл в гостиную и чмокнул играющую дочь в лоб, отчего она недовольно нахмурила брови, но когда парень достал небольшую конфету в яркой обёртке сразу же заулыбалась. Затем он подошёл к камину и с силой на него дунул, в результате поленья занялись огнём. Парень провёл рукой по шее, а затем пошёл на кухню, не забыв мимоходом потрепать дочь по волосам.
— Как у тебя день прошёл, дорогая? — делая вид, что не видны стакан с алкоголем и грусть на лице девушки, сказал он, залезая в холодильник. — Что у нас на ужин? Я есть хочу, зверски!
— Она ламия, Малькольм, — коротка заявила она, осушая стакан залпом. — Наша дочь станет белой смертью, ты понимаешь?
Парень закрыл холодильник и повернулся к жене. Перемена произошла разительная, от веселья и довольствия жизни не осталось и следа. Теперь тяжесть слов жены дошли и до него, сменив радость горем.
— Ты уверена? Ты же блондинка, многие блондины в детстве совсем беловолосые, — он предпринял слабую попытку вырваться из оков нависшего над их семьёй проклятья, но лицо жены разрушило и эту надежду.
— Я ходила к дальней родственнице по материнской линии. Ну… ты знаешь о них, женщины, способные видеть будущее, — заговорила она. — Чёрт, вот уж не думала, что когда-нибудь обращусь к ним!
— Что она сказала?
Женщина быстро подняла на него взгляд, а затем вернулась к пустому стакану.
— Она видела её будущее, — сказала она. — Боже, бедная девочка…
— Предсказания не всегда правдивы, Магдалена, — муж сел рядом с женой и накрыл её руки своими. — Помнишь, нам говорили, что ты не сможешь забеременеть от меня…
— И вот что получилось! — гневно воскликнула женщина, отдёргивая руки. — Наша дочь родилась ламией! Хуже судьбы для ребёнка
Из гостиной раздался негромкий плач и родители моментально обернулись на детский крик. Девочка стояла напротив них и плакала, не понимая, о чём они говорят. Ей не понравился громкий голос матери и она заплакала, как это сделал бы любой ребёнок на её месте.
Родители тотчас же вскочили и подошли к ней, утешая, говоря ласковые слова. Мать взяла девочку на руки и прижала к груди, отец обнял их обоих, приговаривая: «Всё обойдётся, всё будет хорошо…»
Я делаю глубокий выдох и открываю глаза.
— Меня зовут Майя Крон. Мои родители Магдалена и Малькольм Крон, — заговорила чётко, оглядываясь по сторонам. — Теперь у меня есть детство.
— Майя? — Тай нахмурился, держа меня за руку.
Оглядевшись по сторонам, поняла, что мы вернулись в клуб «Время» и сейчас лежу в бывшем кабинете Рональда, как подсказывает женский голос внутри меня.
— А ты тот мужчина, который похитил меня и привёз в сельский домик, из которого я сбежала.
— Пока ты не видишь всей картины… Майя, — медленно проговорил он.
— Нет, не Майя, — покачала головой, а затем положила голову на подушку и закрыла глаза.
Теперь было легче расслабиться и окунуться в свою память. Теперь это делала осознано, зная, что таким образом собираю себя как паззл, кусочек за кусочком.
2
— Ну, как же мы тебя назовём?
Над девочкой возвышается мужчина в смешном чепчике и бородой лопатой. Он хитро щурится, в его карих глазах скрывается расчётливый, но не злой ум. Рядом с ним стоит высокая худая женщина с чёрными вьющимися волосами и широким носом с горбинкой. Она улыбается, глядя на ребёнка перед собой.
Девочка смотрит на них с недоверием и затаённой злобой. Ей не хотелось никуда идти с этими людьми, они ей — никто. Но женщина из органов опеки сказала, что иначе она попадёт в приют, а это гораздо хуже, чем приёмная семья. К тому же еврейские семьи неплохо обеспечивают и заботятся о приёмных детях. Девочка не понимала и половины того, что ей говорили. По большому счёту ей ничего не нравилось из того, что с ней происходило. Всё, чего она хотела — это вернуться домой к маме и папе. Вот только она не знала, где её дом и кто её родители. Она ничего о себе не знала и как не пыталась вспомнить, как ни тужилась, ничего не получилось, кроме разве головной боли и тошноты. Её память была крепко укрыта белым туманом, но когда она говорила об этом врачу, тот только улыбался и давал безвкусные леденцы. Порой она хотела сильно дунуть на эту белизну, чтобы всё рассеялось, но она не знала, как это сделать.