Серебряная цепь
Шрифт:
— Вот это я люблю. Все ушли, а мы можем остаться и посидеть вместе. — Джосс прижал к себе Дану.
— Мы уходим, Джосс, — зевнула Дана и оперлась на руку отца. — У Питера рано вылетает самолет.
— Один коктейль. Я так мало вижу тебя, — уговаривал Джосс.
— Джосс, — шепнула ему Констанс.
— Ладно, ладно, — проворчал он, но послушно отпустил дочь, обернувшись к Адаму Херрику. — А ты, старик, останешься? Один бокал на дорожку? — Он радостно улыбнулся, когда Адам согласно кивнул. Джосс был таким же свежим и бодрым, как в начале вечеринки,
Он смотрел на дочь, насмешливо изображая отцовскую суровость, и строго сказал:
— Я приду к завтраку. Рано утром вы меня не выставите. Когда у тебя самолет, мой мальчик?
— В восемь тридцать. Боюсь, что уеду до того, как вы проснетесь.
— Ерунда. Я заскочу попрощаться. — И Дана знала, что он придет, свежий и полный энергии всего после нескольких часов отдыха. Молодые люди попрощались, поцеловали Джосса и Констанс, пожали руку Адаму, который задержал руку Даны в своей дольше, чем следовало, и это не ускользнуло от Питера. На улице луна освещала океан, воздух был наполнен сладким запахом эвкалиптов, а дорожка, ведущая к дому Даны, была темна и пустынна. Рука об руку, обсуждая события вечера, они пошли к коттеджу Даны.
Дана повернулась, когда настойчивый стук разбудил ее. Сначала подумала, что это во сне, но когда стук не прекратился, она лениво придвинулась к краю кровати, чтобы узнать, сколько сейчас времени. Будильник был поставлен на шесть утра, чтобы проводить Питера, сейчас было еще пять тридцать. Спустив ноги на пол, она потянулась к халату и босиком подошла к входной двери. Осторожно открыв ее, увидела бледного Джосса, стоящего на гравийной дорожке. Поверх пижамы на нем был наброшенный на плечи плащ.
— Джосс, что случилось? — Дана вышла из домика и протянула обе руки Джоссу, внезапно встревожившись. — Что-нибудь с Констанс? Что случилось? Почему ты здесь?
— С Констанс все в порядке, детка. — Джосс обнял дочь за плечи, то ли для того, чтобы поддержать ее, то ли для того, чтобы удержаться самому. — Произошла авария. Маршалл. Он мертв.
— Маршалл, — холодно сказала Дана. У нее вдруг подогнулись колени, она услышала свой собственный голос и не узнала его.
— Была авария, — повторил Джосс.
— Он был пьян.
— Да.
— Кто-нибудь еще пострадал?
— Водитель другой машины жив, но его жену и ребенка не удалось спасти.
Джосс дрожал, и Дана машинально взяла его за руку и повела в дом, закрыв дверь на улицу, где ранний утренний туман навис над Тихим океаном. Не говоря ни слова, Джосс прошел за дочерью в кухню и наблюдал, как она варит кофе, берет две чашки и ставит на стол графинчик со сливками. Она чувствовала, как он следит за ней глазами, но только когда разлила кофе по кружкам, смогла повернуться к нему и спросить:
— Откуда ты узнал? — Дана была в шоке, ужас охватил ее, когда представила себе смятые машины, разбитые стекла и изуродованные
Она смотрела на отца, ожидая ответ, и поняла, что он прекрасно понимает ее чувства и не осуждает ее. Он заговорил почти ласково, словно утешая:
— Гэвин Фоулер позвонил в десять часов по детройтскому времени. Маршалл вчера возвращался домой, ехал слишком быстро, почти со скоростью восемьдесят миль в час, свернул на встречную полосу и врезался в машину.
— Что еще он сказал?
— Немного. — Джосс подул на дымящийся кофе и осторожно глотнул. — Он знает, что мне известно, где ты. Я не удивился бы, если бы он подозревал, что ты где-то рядом.
— Он хотел поговорить со мной? — Дана вдруг опустилась на табурет у кухонного стола и вытянула руку, словно защищаясь. Она вспомнила ту ночь, много лет назад, когда Маршалл танцевал с ней в "Сент-Реджисе", вспомнила его объятия, мужской запах его чистой кожи, его щеку рядом и, не дождавшись ответа, опустила голову на столик и зарыдала. Она оплакивала не жестокого алкоголика, который бил ее и был настолько беспечным, что погиб сам и убил двух других людей, а, скорее, смерть своей любви к тому молодому человеку, с которым она танцевала в "Сент-Реджисе" и за которого вышла замуж.
Джосс не унимал ее, допивал кофе, пока рыдания не стали глуше и наконец совсем прекратились. Дочь подняла заплаканные глаза и посмотрела на него.
— Он не просил тебя перезвонить, — осторожно сказал Джосс, — но мне кажется, что он очень хочет поговорить с тобой. Очень. — Он пристально посмотрел на Дану, ожидая ее реакцию, но молчание затянулось, и он продолжил: — Тебе не нужно этого делать, если не хочется.
— Нет, ей нужно. — В дверях появился Питер, взъерошенный после сна, и сказал, что им нужно сообщить, что Дана беременна. В конце концов, Маршалл был отцом.
— Господи! — Дана посмотрела на отца, ища у него поддержки, но тот смотрел на Питера с пониманием.
— С тобой все в порядке? — Питер дотронулся до ее плеча, потом взял себе чашку и налил кофе.
— Я не должна радоваться, но я рада, — яростно ответила Дана. — Я не желала ему смерти, теперь он больше никогда мне не сможет причинить зла или моему ребенку. — При звуке своего голоса она снова залилась слезами и с вызовом покачала головой. — Я не хочу плакать, но ничего не могу с собой поделать.
— Тебе надо выплакаться, Дэйнс. Сейчас самое время. — Питер пододвинул табурет и сел рядом с ней.
Джосс открыл дверцу холодильника, изучил его содержимое, достал яйца, масло и сыр. Он обошел тихую маленькую кухню, ища специи, миску для взбивания омлета и поставил сковороду на плиту. Поколдовав несколько минут, он поставил перед ними тарелку с большим, прекрасно приготовленным омлетом.
— Ешьте, — скомандовал он, — трудно думать, не подкрепившись.
— Я не могу, — сказала Дана и отодвинула тарелку.