Серебряная лоза
Шрифт:
Он отбросил ставшее бесполезным ружьё и оглянулся на Верного. Тот стоял над телами стражников, один из которых, причитая, закрывал руками голову, а второго уже ничего не волновало.
— Гнусный предатель! — прошипел господин Ульфгар. — Так вот кому я всем этим обязан! Разве плохо тебе жилось, разве я не дал тебе всего, о чём ты просил?
Волк сделал шаг в сторону правителя, и тот прижал клинок к шее Марты ещё сильнее. Девочка пискнула.
— Стой, Верный! — приказал Ковар. — Не шевелись! Что ж, господин Ульфгар, давайте начистоту. Страшиться каждый день за свою жизнь, за судьбу
— Я доверял тебе! — прорычал господин Ульфгар. — Тебе жилось лучше, чем десяткам других! Почему именно ты оказался недоволен?
— Мне нравился прежний, зелёный мир, и моим родителям тоже. Вы знаете, я ведь не сирота, как говорил. Только из-за вас все эти годы я не мог их навестить. Не хотел, чтобы они оказались в темнице, как дочь моего мастера, если бы вам вздумалось мне пригрозить. Вы отняли у меня семью, а Лёгкие земли превратили в бесплодные пустоши. Потому — благодарю за всё, господин Ульфгар, — отвесил насмешливый поклон хвостатый, — но нашему миру будет лучше без вас.
Легко коснувшись пальцами груди в поклоне, Ковар потянул из петли на нагрудном ремне игрушку, крошечный револьвер с дулом не толще карандаша. Его собеседник ничего не заметил.
— Может быть, твой мир и останется без меня, но и без тебя тоже, — оскалился правитель. — Врата уже закрыты, а эту девчонку, единственную, кто мог бы тебе помочь, я всё равно прикончу. Бессмысленно оставлять её в живых, раз сила сейчас на твоей стороне.
Хвостатый вскинул ладонь, и господин Ульфгар охнул, закрывая руками лицо, по которому побежала струйка крови. Марта свалилась вниз, не удержавшись на ногах, и поспешила отползти в сторону. Белые крылья, спускающиеся чуть ниже спины, болтались неловко — не повреждены, как мог заметить хвостатый, просто девочка не привыкла управляться с ними.
— Семена серебряной лозы, — пояснил Ковар, — тоже, как оказалось, могут пробить шкуру пернатых. Не было случая испробовать прежде, но я надеялся, сработает. Верный...
Волк обошёлся без команд. Сообразив, что враг остался в одиночестве и больше никому не угрожает, зверь налетел, сбил с ног и потащил правителя к краю. Тот отбивался, но силы были неравны.
Стальные зубы не наносили ран, однако противостоять этой мощи господин Ульфгар не мог. Всё ближе, ближе становился край площадки.
Ковар тем временем огляделся и поднял ружья, которые ещё могли стрелять. Их было два. Оставшийся в живых стражник, встрёпанный темноволосый мужчина средних лет, трясся, как студень, и всхлипывал. Волк его не тронул, но дух человека оказался сломлен.
Затем хвостатый поднял нож, выпавший из руки правителя. Он думал покончить с Ульфгаром, но когда поднял глаза, увидел Верного уже на самом краю.
Ковар даже не успел подать команду — едва открыл рот, как клубок сплетённых тел исчез из виду, покатился вниз, ударяясь о выступы склона. Звучали удары — то глухие, то звонкие. Затем они затихли.
Марта кинулась к нему, и он обнял девочку, подхватил на руки. Какое-то время они просто стояли в молчании.
— Я знала, что ты мне не приснился, — наконец сказала Марта. — Я так рада,
— Ты прости, я опоздал, — ответил ей Ковар. — Нужно было раньше. Но теперь ничего не бойся, всё будет хорошо.
— А мы посмотрим, что случилось с этим?.. Я надеюсь, он подох!
Не лучшие слова для маленькой девочки, но хвостатый даже не собирался её упрекать. Не спуская Марту с рук, он зашагал по дороге вниз. Ушибленное бедро ныло.
Они нашли господина Ульфгара и Верного внизу, почти у подножия. Волк, искорёженный и разбитый, слабо вильнул хвостом, и красный его зрачок погас. Будто он ждал до последнего, выглядывал своего хозяина, чтобы уйти спокойно.
Господин Ульфгар ещё дышал, но было очевидно, что кости пернатых не выдерживают падения с большой высоты. Он с ненавистью поглядел на пришедших одним глазом — второй заливала кровь.
— Бедненький волк, — сказала Марта. — Оттащи его в сторону, дальше от этого.
Хвостатый спустил девочку на землю и сделал, как она просила. Всё равно он не собирался оставлять зверя в этом чужом мире. Волка можно починить ещё раз, хоть и трудно будет тащить наверх. Но что он за мастер и что за друг, если его остановит такое!
А когда Ковар убрал волка в сторону, Марта вдруг запела. Господин Ульфгар внимал с недоумением этой песне без слов, не ведая, что случится дальше.
И история, что началась именно здесь много лет назад, здесь и закончилась.
Пернатый юноша, чей нрав порой пугал родителей, а спина от рождения выглядела слишком прямой, не был допущен до Испытания, но из зависти к брату всё равно прыгнул и однажды уже лежал здесь, искалеченный. У него не оказалось крыльев, и силу он обрёл едва наполовину, а то и меньше. Тогда лишь любовь близких удержала его на краю. За дело взялись и лекари, и мастера, и им удалось восстановить тело, но душа, расколотая в тот роковой день ещё сильнее, утратила то немногое добро, что жило в ней.
Пернатые всегда правили этими землями. Но то, что другие осознавали как большую ответственность, Мильвус — тогда ещё не господин Ульфгар — расценивал лишь как удовольствие. Потому он счёл себя несправедливо обделённым и решил захватить силой то, что полагал своим по праву.
В живых он оставил лишь брата, самого близкого друга, который только у него был. Того, кто всегда находился рядом, кто утешал, выслушивал и поддерживал. Исковерканная завистью любовь превратилась затем в одну только ненависть, когда и брат попытался выступить против него.
Мильвус тогда ещё не знал, что однажды, много лет спустя, его погубит девочка — плоть от плоти его брата, и один из собственных волков, чьё сознание Альседо когда-то изменил ценой крови. И ещё серебряная лоза, которую Мильвус так старался извести, но семена её, незримые, проросли.
Марта закончила песню. Они с хвостатым стояли у хрупкого серебристого ростка, раскачивающегося над тем, кто покорил однажды два мира, но не оставил по себе добрых воспоминаний.
Сейчас только Ковар заметил, как тяжело здесь дышится. Горячий и пыльный воздух обжигал горло, застревал в груди кашлем. Ни травинки, ни деревца, ни движения, лишь небольшие бурые вихри кружили вдали над равниной.