Серебряная лоза
Шрифт:
— Если переведут стрелки, а тут будет чья-то нога... ну, вы поняли, — пояснил он.
У вокзальной платформы стоял состав. Чёрный, длинный и мёртвый, он застыл неподвижно, и казалось немыслимым, что какая-то сила способна сдвинуть этакую тяжесть с места.
— Нам сюда? — негромко спросила Хитринка.
— Э, нет, — покачал головой их спутник. — Нужный поезд ещё не прибыл. Вот здесь, за вагонами, его и подождём. Да смотрите в оба, чтобы нам на обходчика не наткнуться.
На мгновение Хитринке показалось,
Издалека послышался слабый гул. Казалось, сама земля запела и задрожала, и эта дрожь передалась ногам. Раздался протяжный гудок.
— Готовьтесь, — сказал стражник. — Состав не остановится, но сбросит скорость, и вам нужно будет успеть.
— Прямо-таки отлично, — проворчала Хитринка.
Ей стало страшно, как никогда в жизни, когда огромная чёрная машина в клубах пара начала стремительно приближаться, слепя огнями. Даже когда довелось сидеть на дереве в окружении волков, было не так жутко.
Шум нарастал. Новый гудок взвыл так пронзительно и громко, что всё внутри перевернулось. Ударил поток горячего воздуха, вынуждая отступить, срывая капюшон. Мимо покатили вагоны — да ни капли этот распроклятый состав не замедлился!
— Цепляйтесь, чего ждёте! — заорал стражник, перекрикивая грохот колёс.
Прохвост ухватился за борт низкого вагона, проплывающего мимо, ловко перелез, протянул руки. Стражник, что бежал следом, подал ему Марту.
Хитринка тоже бежала, глотая дым и сырой ночной воздух, но прыгать не решалась. Ей казалось, она тут же угодит под колёса, где её перемелет на кусочки. По щекам текли злые слёзы.
— Вот же дурёха, — раздалось над ухом, и кто-то её подхватил, поднимая выше.
Она и тут не решилась схватиться за борт, но Прохвост вцепился, потянул её к себе, и они упали на что-то относительно мягкое. При этом Хитринка больно стукнулась о холодную стенку вагона.
Прохвост вновь перегнулся через борт, помахал рукой. Хитринка осмелилась поглядеть тоже, но стражника уже не было видно. Он остался где-то там, в чёрных тенях за спящим составом. Но тут глаза заметили тень, летящую по земле.
Всё ближе, ближе, вот-вот поравняется с их вагоном... Жёлтое пятно очередного фонаря выхватило из мрака механического волка.
Зверь бежал молча, упорно. Красные огни глаз устремлены были прямо на них.
Прохвост успел её отдёрнуть прямо перед тем, как волк прыгнул. Зверю не удалось преодолеть преграду борта, но перед глазами Хитринки ещё долго стояли алые пятна его зрачков и оскаленная в свете фонарей пасть, в которой не хватало одного зуба.
Ох, и почему только они не остались дома!
Глава 11. Прошлое. О счастье, ошибках и ожидании разлуки
— Может быть, дома останешься? — предложил Ковар, глядя на Грету, не находившую себе места. — А я
— Нет уж, — покачала головой девушка, — лучше работой себя займу, чем оставаться наедине с тяжёлыми мыслями. Если новости какие будут, ты приди, пожалуйста.
— Само собой, — пообещал хвостатый.
Он умолял стражников взять и его тоже или хотя бы сообщить, для какого дела мастера Джереона ведут во дворец. Те лишь отмахивались, ссылаясь на приказ. Ясно было, что ничего хорошего, раз уж цель хранилась в тайне. Увидит ли он ещё своего наставника?
Мастер лишь поглядел напоследок, будто просил о чём-то. И Ковар кивнул, давая молчаливое обещание. Он позаботится и о мастерской, и о Грете.
День прошёл без новостей, но вечером заглянул Гундольф. Грета так и кинулась к нему, забыв об ужине, которым её пытался накормить хвостатый.
— Не знаете пока ничего? Я тоже вот ничего особо не понял, — почесал затылок светловолосый крепыш. — Охрану во дворце удвоили зачем-то, всех наших, кого могли, туда стянули. Они пока не возвращались, так что и расспросить некого. Видел я ещё, докторишку Колмана туда притащили, тьфу.
Колмана Гундольф ненавидел с тех самых пор, как доктор отказался лечить его отца в долг. Старик, уже больной, по осени привёл сына в город и успел пристроить на службу. Давние друзья из милости выделили угол, но долго терпеть им не пришлось. В конце зимы на местном кладбище выросла свежая могилка, а Гундольф остался сиротой. Матери он лишился годом раньше.
— Грета, я вот ещё хотел... — неспешно начал Гундольф, поглядывая на Ковара, и тот понял, что лишний.
— Не буду мешать, — махнул он рукой и ушёл к себе.
Однако не успел он опуститься на топчан и раскрыть книгу, как в дверь негромко постучали.
— Ты чего убегаешь? — спросила Грета. — С чего решил, что мешаешь? Отец ведь и тебе дорог, я знаю.
— Новости мы услышали, а дальше вы уж о своём хотели побеседовать, и я вам ни к чему, — угрюмо произнёс Ковар. — Зачем гостя-то бросила? Иди, я всё равно книгу хотел почитать.
— Гость уже ушёл, — сказала Грета, присаживаясь рядом. — Уж не знаю, что ты себе надумал, но Гундольф для меня лишь друг, и он об этом знает.
— Мне-то зачем о том говоришь? — осторожно сказал Ковар. — Ты ведь не обязана передо мной отчитываться, кого любишь.
— Тот, кого я люблю, — с улыбкой сказала Грета, — лучше всех. С рождения судьба его не баловала, но я ни разу не слышала, чтобы он роптал на свою долю или впадал в уныние. Он очень добрый — даже в адрес своих обидчиков никогда не сказал дурного слова. И умный. Пожалуй, самый умный из всех, кого я знаю, если не считать отца. И когда мне плохо или грустно, я привыкла делиться с ним. Ближе него у меня никого нет.