Серебряная роза
Шрифт:
— Меня удивляет, что тебе не нужны услуги горничной, чтобы одеваться.
— Я всегда одеваюсь сама.
Ариэль туго намотала локон себе на палец, потом отпустила его.
— Но как тебе удается самой зашнуровываться? Ариэль пожала плечами, все еще не поворачиваясь к мужу лицом.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы затягиваться в корсет, как это делают другие, а кринолин не так уж сложно застегнуть самой.
Саймон прислонил свою трость к стене и, подойдя к Ариэль сзади, положил ладони ей на талию. Кончики его пальцев соединились,
— Да, тебе совершенно нечего затягивать.
— Просто у тебя очень большие руки, — ответила она, покраснев.
От его сомкнутых рук по телу растекалось тепло, вздымая жаркую волну желания глубоко внутри. Ее ноги в изысканных атласных туфельках нетерпеливо переступали по натертому паркету. Ариэль попыталась отстраниться от мужа, но его сомкнутые руки не позволяли сделать это. Тогда она положила поверх ладоней Саймона свои собственные и попыталась разомкнуть его пальцы. Но он только рассмеялся и еще крепче обнял ее.
Склонившись, он коснулся губами небольшого бугорка у основания ее шеи. Его дыхание обожгло ей кожу, губы напряглись, и когда зубы Саймона нежно прикусили мягкую розовую кожу Ариэль, а язык скользнул по ее спине до кружев, спускающихся на плечи, она вздрогнула от наслаждения.
— Нам пора спускаться. — Голос Ариэль прозвучал так хрипло, словно все лечение пошло насмарку.
Подняв голову, Саймон встретился с ней взглядом в зеркале.
— Тебя что-то беспокоит, дорогая?
Ариэль всмотрелась в его лицо в зеркале и увидела на нем только искреннюю заботу, а во взгляде его голубых глаз — нетерпеливое желание.
— Нет, — ответила она. — Совершенно ничего… Да и что может меня беспокоить?
— Не знаю, — произнес Саймон, убирая руки с пояса жены. Затем он обнял ее за плечи, легонько сжав их и все еще глядя на Ариэль в зеркало. — Что-то точно тревожит.
— Я просто устала и чувствую себя немного слабой, — сказала она, отводя взгляд в сторону и освобождаясь из его объятий.
— Тогда тебе лучше остаться здесь.
— Нет! — вырвалось у Ариэль намного громче, чем она предполагала. — Прости меня, я не хотела кричать.
— Для этого нет никаких причин, — заметил он. — Ладно, пойдем в зал.
И он протянул ей руку.
Ариэль снова бросила взгляд в зеркало. Они представляли собой потрясающую пару — унылый черный бархат его костюма лишь оттенял живые переливы алого и золотого цветов ее платья; его высокая и мощная фигура подчеркивала хрупкость ее сложения; нежный цвет ее щек и гармоничные черты лица контрастировали с его наружностью: рваным шрамом на щеке и крупным носом с горбинкой.
Да, потрясающая пара — оба так сильно отличались друг от друга и одновременно были похожи. Саймон как-то пренебрежительно обмолвился про «красавицу и чудовище», но пара, которая стояла сейчас перед зеркалом, была необычной, контрастной и все же гармоничной. Так два кусочка головоломки, если глядеть на них в отдельности, невозможно
Почувствовав колебание Ариэль, Саймон перехватил ее взгляд в зеркале. Но похоже, он увидел там нечто неожиданное, совершенно противоположное, потому что его лицо внезапно замкнулось, взор напрягся, и свободной рукой он непроизвольно коснулся своего шрама. Потом он взял жену под руку, сомкнув пальцы на ее запястье, словно боясь, что она ускользнет. Взяв прислоненную к стене трость, Саймон, прихрамывая, вышел вместе с ней из комнаты.
Когда они спускались по парадной лестнице в большой зал, Рэнальф поднялся из-за стола, приветствуя новобрачных. Он держал в руке бокал; его прищуренные глаза пылали едва скрываемой злобой.
— Да, сестричка, это платье, помнится, стоило мне изрядную сумму.
Ариэль присела перед братом в ироническом реверансе.
— Ты жалеешь о своем свадебном подарке, Рэнальф?
Он протянул руку и взял сестру за запястье, на котором блестел змеевидный браслет. Серебряная роза нежно зазвенела, коснувшись изумрудного лебедя, когда Рэнальф поднял руку Ариэль к свету; темно-красный рубин вспыхнул, как уголь в жаровне.
— Я считаю, что соглашения должны выполняться, — сказал он. — А если нет, тогда я потребую возмещения.
Все еще держа Ариэль за руку, он пристально посмотрел на нее, но когда заговорил снова, голос его звучал до приторности сладко.
— Несмотря на всю эту роскошь, ты выглядишь еще не совсем хорошо, моя дорогая. Наверное, еще не до конца поправилась? Думаю, тебе не следовало выходить сегодня.
— Я и не выходила, — сказала Ариэль. — Весь день просидела в своей комнате.
— Ясно, — кивнул он головой. — Тогда, возможно, тебя одолевают какие-нибудь заботы.
И Рэнальф вопросительно поднял бровь.
— Да нет, не думаю, — рассудительно ответила Ариэль.
Она улыбнулась, и вряд ли кто-нибудь мог сказать, каких усилий ей это стоило.
— Думаю, я такая бледная и слабая именно из-за того, что весь день просидела в четырех стенах, Рэнальф. Ты же знаешь, что я этого терпеть не могу.
Рэнальф нахмурился, и сердце у Ариэль замерло.
В детстве он порой лупил ее хлыстом и приходил в неистовство оттого, что она не плакала, не желая унижаться перед братом. И вот теперь она чувствовала себя, как тогда, в детстве.
Какое-то оцепенение овладело Ариэль. Она мельком улыбнулась Саймону, сказав:
— Я так голодна. Давай сядем к столу, муж мой. Прошлым вечером я только выпила молока, да и днем у меня не было аппетита, но сейчас я чертовски хочу есть.
И, стиснув его запястье своими тонкими пальцами, Ариэль повлекла мужа к их местам за столом.
Саймон поглядывал, как Ариэль болтает с Джеком Чанси о сегодняшней охоте, за обе щеки уплетая еду, накладывая себе на тарелку новые и новые блюда. Он обратил внимание, что и пила она сегодня больше обычного.