Серебряная рука
Шрифт:
Он думает о Хасане: теперь, в одежде воина, принц кажется ему каким-то нереальным существом, хотя Амин впервые узнал и полюбил его именно во время одной из боевых операций. Амин знает, что опасность никогда не останавливала Хасана, напротив, он бросал ей вызов. Амин знает также, что Хасан, если придется, будет храбро сражаться до конца. Но знает Амин и то, что, если для многих убийство — это удовольствие, или развлечение, или просто работа, но в любом случае — узел, который разрубается одним ударом, не вызывая потом угрызений совести, то для Хасана убийство — постоянный источник для переживаний и внутреннего разлада с самим собой.
«Жизнь — это риск», — повторяет
Ахмед Фузули больше не хочет заседать в Совете среди старых раисов, которые, похваляясь своей старостью, болтают совершенные нелепости и не хотят довериться природе, как собирается поступить правитель Алжира. Они говорят, что и сами иногда могут предсказать дождь, но что дождь еще никому не приносил победу.
Анна легко ранена в ногу, но даже не говорит об этом Хасану, когда он, заехав проведать ее, нежно сжимает в ладонях ее лицо. Их поцелуй — как начало и одновременно конец света, полный безграничного счастья и такой же безграничной тревоги.
— Посмотри на небо, — говорит Хасан, гладя ее по лицу, — много ли звезд ты видишь?
— Здесь, над нами, совсем немного. Небо словно черная бездна. А гроза будет?
— Будет. И мы к ней готовы.
Он уже снова в седле. Она смотрит на него, и ей кажется, будто он страшно далеко, а ей хотелось бы, чтобы он всегда был рядом, хотелось бы сделать его невидимым, спасти от смертельной опасности, которая витает вокруг. Она протягивает к нему руки, он берет их в свои, и на какое-то мгновение их пальцы сплетаются, словно каждый из них хочет передать другому частичку своей силы и любви.
Ливень начинается внезапно. Высохшая и растрескавшаяся на голых склонах земля, словно спадающая одежда, сползает вниз, укутывая своими складками солдат, спящих у подножия горы. Темная бездна небес обрушивает на них потоки воды, как из тысячи лопнувших труб. Дождь будит людей и мгновенно оглушает снова.
Солдат, расположившихся на отдых в глубине долины, превратившейся в самый настоящий омут, уносит потоками грязи вместе с оружием, пушками, лестницами и лошадьми.
Порох и провиант тоже превращаются в жидкую скользкую грязь, прежде чем их навсегда похоронит под собой оползень с горы.
Там, где оползень не столь мощный и разрушительный, запасы пищи, оружие, тела спящих солдат создают своего рода запруду, замедляя его движение. Однако, преодолев препятствие и постепенно набрав силу, водоворот становится еще более яростным и стремительным.
У холмов, там, где образуются потоки воды, затем стекающие в долину, скапливаются толпы людей, пытающихся спастись и укрыться от уносящихся вниз бурлящих водоворотов. Но и здесь солдаты не защищены от ливня, хлещущего с небес, и даже не могут освободить от пут несчастных лошадей, которые были стреножены на ночь и теперь оказались брошенными на произвол судьбы.
На побережье к неистовству дождя добавляется неистовство моря и ветра, обрушивающегося на незащищенное холмами пространство самым настоящим ураганом. Он валит на землю людей, поднимает и кружит в воздухе штандарты, а потом обрушивает их вниз, прямо на солдат, словно бешеные алебарды; выхватывает из колчанов и играет смертоносными стрелами.
И тот же самый штормовой мистраль поет и танцует сарабанду в канатах, мачтах и парусах стоящих на якоре судов. Лодки вместе с бочками и ящиками, бьются о борта кораблей, обрывая веревки.
Взбунтовавшееся море, не желая
Часть гребцов, прикованных к лавкам, идут на дно вместе со своей плавучей тюрьмой. Другие, напротив, воспользовавшись суматохой, обезоруживают стражников и, рискуя жизнью, выбрасывают суда на берег.
Очень немногим удается спастись. Море настигает почти всех, вылизывая берег своим гигантским языком.
Вода с неба и с моря заполняет еще не законченные траншеи, удлиняет их, бороздя почву до самого пляжа и перекатывая в волнах трупы землекопов. Солдатам, пытающимся подложить мины под фундамент города, вода попадает в рот, нос, разрывает барабанные перепонки.
Все это продолжается часами в непроглядной темноте.
И те, кому удается спастись, уцепившись за пушку, за какую-нибудь кочку, за дерево или взобравшись на спину выносливой лошади, наполовину утопающей в грязи и в воде, сбиваются в кучи по сто, тысяче человек, словно стадо животных, которые вот так, все вместе отчаянно сопротивляются стае волков. В этих сумерках, неожиданно ставших из знойных ледяными, а из сонных слишком бурными, люди, пытающиеся выжить и спастись, не понимают, кто для них худший враг — ветер, небо или их собственная злая судьба, уготовившая им конец света.
После короткой передышки, когда дождь немного стихает, вновь начинает грохотать гром, и при вспышках молний становится видно, что холмы, которые в предыдущую ночь были говорящими, теперь танцуют и ходят ходуном, шевеля своими гребнями, словно живые. И вот при свете очередной особенно яркой вспышки солдаты замечают, что на вершине холма скопилось много вооруженных людей.
Вновь вернулись обнаженные демоны на своих маленьких, быстроногих лошадках и теперь только ждут подходящего момента, чтобы напасть. Тем временем с гребней холмов обрушиваются вниз массы камней, которые, как подозревает счастливо уцелевший первый императорский посланник, были заготовлены там заранее. Связав события, произошедшие после его беседы с агой Алжира, он наконец разгадал игру Хасана. Этот колдун предусмотрел все с самого начала. Он знал, что будет ураган, и поэтому хотел, чтобы флот оказался в ловушке на рейде. По той же причине он так настаивал на высадке людей и разгрузке судов. Потом он загнал солдат к этим проклятым холмам, которые и стали их могилой. Предвидя бурю, он потребовал, чтобы порох выгрузили на берег, и теперь порох потерян. Хасан обратился за помощью к природе, и ему удалось сделать Небо своим союзником.
— Ему ведомы тайны Неба, нашему аге! — громко возвещает Осман Якуб, вступая во дворец, даже не замочив ног, так как он прошел через подземный ход, прорытый внутри холма на случай длительной осады, которая, к счастью, может оказаться короткой, если война и дальше будет продолжаться подобным образом.
— Хасан, приди в мои объятия! Где ты, Хасан, сын мой! — Но Хасан не отвечает. — Могу себе представить, если он вышел, то наверняка промок до нитки!
В городе после стольких часов напряжения и тревоги вой урагана звучит словно райская музыка, которая изолирует и защищает Алжир от его врагов. И алжирцы, как избранные на Ноевом ковчеге, пережидают потоп в безопасности, радуясь жизни, среди грохота грома, сверкания молний и треска ударяющихся друг о друга кораблей.