Серебряное дерево
Шрифт:
— И петь, — тихо добавил Чик.
В ту пору птиц в Свирелии не было, если не считать неразлучных с Чиком воробьев и длинноногого Секретаря из канцелярии Лягушонка.
Но как только в пустынной стране построили каналы, на песке тут и там можно было заметить звериные следы, а в небе над Свирелией иногда стали появляться птицы. Чик приучил их спускаться к озеру, они пили и купались в озере, но остаться жить в здешних местах, где ещё недавно они видели страшного Ядозуба, птицы не решались.
—
— Ладно, попробую, — согласился Чик. — Пойду на озеро и дождусь там птиц.
Вместе с Чиком выразила желание отправиться на переговоры с птицами Виолка.
Придя к озеру, Чик и Виолка уселись на берегу. Они весело болтали и глядели в небо, и друг на дружку, и смеялись, оттого что денёк такой хороший и что скоро прилетят птицы.
Наконец первая стая спустилась к озеру напиться.
— Останьтесь здесь жить, птицы, помогите нам, — попросил Чик.
— Нет, мы не можем остаться, — отвечали птицы. — Тут очень жарко... И мало деревьев... И змеи...
— И ч-ч-чего они боятся! — петушились воробьи, задирая кверху хвостики. — Мы нич-ч-чего не боимся! Нам всё нипоч-ч-чём!
— Нипочём, когда вы около людей крутитесь и чужим кормитесь, — отвечали птицы, свысока поглядев на воробьев.
Они недолюбливали воробьев за их бесцеремонность и за то, что они — так считали многие птицы — любили жить на лёгких хлебах.
Воробьи сбились кучкой на плече Чика и, нахохлившись, умолкли.
— Не надо обижать воробушков, — вступился за них Чик. — Они бросили новые домики, которые я сделал для них и скворцов, и полетели со мной, чтоб мне не было скучно... Воробьи — они добрые... Живите и вы у нас, мы вас в обиду не дадим...
— Нет, нет... Мы вернёмся, когда здесь будет лес, — сказали птицы на прощанье.
Чик опустил глаза, чтобы спрятать слезы.
— Не огорчайся, Чик, подождём немножко, и прилетят другие птицы, — успокаивала его Виолка.
Заслоняя ладонями глаза от солнца, они стали опять вглядываться в небо.
Вскоре там появилась гусиная стая.
— О, это мои старые знакомые! — воскликнул Чик и стал насвистывать, зазывая гусей, и размахивать своей красной косынкой в горошек.
— Я узнал тебя, — важно сказал Чику Гусь-вожак, когда стая опустилась на берег, — Мой сын Гусёнок, которого ты спас, рассказывал о тебе. Теперь он вырос и стал вожаком другой стаи... Я давно хотел встретить тебя,.. Возьми на память вот это... — И вожак протянул Чику светлое металлическое колечко.
Чик поблагодарил Гуся и надел кольцо на палец.
— А мне это кольцо надели люди в стране, где мы зимовали... — продолжал словоохотливый вожак. — Я расскажу тебе кое-что интересное о своих путешествиях...
— Не обижайся, но... можно, я послушаю об этом потом? — остановил
— Что ж, — ответил вожак, немного подумав. — Я верю людям и готов им услужить.
— Никого не бойтесь, люди не сделают вам плохого, — ещё раз заверил вожака Чик.
А воробьи с уважением поглядели на вожака и чирикнули, подтверждая слова Чика.
С тех пор гусиные стаи стали делать большие перелёты и приносить в Свирелию семена разных деревьев. Это было нелегко — в клюве умещалось не больше трёх семечек, а летать за ними приходилось так далеко, что гуси не раз опускались на отдых.
И опять, как давным-давно, когда Коренёк был ещё маленьким, они вдвоём с Хвойкой сажали деревца.
Старик кряхтел и часто разгибал спину, чтобы отдышаться.
— Нет от меня, старого, толку, вот беда! — сокрушался он, снимал шапку и краснел до самой макушки. — Мне бы хоть маленькую пилюльку... Тогда б уж я работал спины не разгибая...
— Потерпи, Хвойка, будет тебе пилюля, помолодеешь, — успокаивал его Коренёк и нерешительно добавлял: — А пока не надрывался бы, отдохнул в палатке...
Но бедный старик, как и раньше, и слышать не хотел об отдыхе. И по-прежнему всё путал и делал невпопад.
Однажды, например, Хвойка посадил тридцать три дерева, и все тридцать три корнями кверху! А ещё как-то раз ему показалось, будто в кустах притаился Гнилушка в красных каменных сапогах и подглядывает. Кинулся Хвойка рассказать об этом Лягушонку, да разве станет Лягушонок слушать полуслепого старика! Свирельцы ещё и посмеивались над Хвойкой, вспоминая эти сапоги!
Худо ли, добро ли, а в стране стали разрастаться леса и рощи. Коренёк присыпал понемногу к корням деревьев эликсирных порошков, чтобы росли деревья в семь раз быстрее, чтоб скорее вернулась в Свирелию прохлада.
И скоро настоящий лес закудрявился вокруг Серебряной рощи. Тридцать три тополя и тридцать три мохнатых сосны окружили её, как стражники.
Собиралась в лесной почве влага, густая прохлада обволакивала пока ещё мёртвые тела серебряных деревьев.
Все радовались, что скоро настанет время оживлять Серебряную рощу.
Глава десятая.
БУЛЫГАН И ГНИЛУШКА ЗАМЫШЛЯЮТ ПОГУБИТЬ ЛЮДЕЙ
Узнав, что в Свирелию вернулись люди, Булыган задрожал всей тушей и поспешил, насколько позволяли его неповоротливые ноги, к пирамиде, из-под которой выбивались травинки. Что-то непонятное испугало правителя пустыни.
Он притоптал сапожищами землю около пирамиды — на случай, если упрямые травинки снова незаметно высунут из земли носики, — и лишь тогда успокоился.
Вернувшись во дворец, каменный правитель велел позвать к себе Гнилушку.