Серебряное дерево
Шрифт:
Будь в Свирелии птицы, они быстро расправились бы с Усачами. Но птицы больше не прилетали, и Усачи умели так хорошо притаиться на деревьях, что свирельцы сначала их не заметили.
Коренёк подсадил было Хвойку на дерево, чтоб тот переловил Усачей, но они ловко спрятались кто в коре, кто за листьями, и труды Хвойки и Коренька были напрасны.
Вредители проедали на деревьях дырочки, и тела деревьев скручивало судорогой.
Деревья стояли чёрные и печальные. Ещё бы! Не успели войти в силу, не успели зацвести — и пожалуйста, погибай
В стране объявили траур. Государственные флаги с изображением серебряного дерева были обшиты чёрной каймой.
— Что делать, что делать? — повторял Коренёк, страдальчески морща нос, и рыжий чуб его встал дыбом от огорчения. — Они и на рощу нападут! Чуть начнёт оживать роща — и погибнет опять.
— Если бы в Свирелию прилетели птицы, они склевали б всех Усачей... — грустно говорил Чик.
— Чик-чик-чи-чирик! А мы, ч-ч-что ли, не птицы? — нахохлились вдруг воробьи. — Хватит, ты нас кормил, пора и нам отплатить тебе за добро Ч-ч-чик...
И воробьи со всех крыльев пустились в лес, начали деловито порхать с дерева на дерево и клевать Усачей.
Свирельцы глядели на них и думали: неужели эти семь довольно бестолковых и надоедливые птичек спасут свирельский лес?
И что вы думаете? Воробьи переклевали-таки всех Усачей, и свирельские деревья, облегчённо вздохнув, начали поправляться.
Но сами воробушки — бедные птицы, их было только семь, но они старались съесть побольше Усачей, чтоб Чик их похвалил, — сами воробушки объелись погаными Усачами и все семь умерли от язвы желудка.
Глава тринадцатая.
ВТОРАЯ БУЛЫГАНО-СВИРЕЛЬСКАЯ ВОЙНА
Не дождавшись донесений с фронта действий, Булыган решил двинуться собственной персоной на подкрепление Гнилушке и Ядозубу.
— Го-го-го! Гы-гы-гы! — радостно гоготал он. — При виде меня, великого повелителя пустыни, людишки задрожат от страха и поспешат убраться. Или сами попросятся служить мне!.. Гы-гы-гы! Го-го-го!
Но гоготанье застряло в горле Булыгана. К дворцу его спешил Ядозуб, переваливаясь на кривых лапах, громко шипя и задирая кверху обгоревший хвост.
Он забился в нору и больше не показывался на глаза своему грозному хозяину.
На что уж тугодум был Булыган, а тут догадался, что не видать ему теперь своего главного советника.
— Один я остался!.. Как мне воевать с людишками?! — взревел он, топнув ногой.
Но ярость придала Булыгану храбрости.
— Вперёд! Стереть людишек в пух и прах!
Всё это слышал Желтопузик, который вслед за Ядозубом приполз в Булыганию и подкрался к самому дворцу Булыгана.
Заметив Желтопузика, каменный правитель топнул на него своим каменным сапожищем, но Желтопузик успел увернуться, и сапог задел только его хвост. Желтопузик отломил хвост и пустился наутёк.
А глупый Булыган, вытаращив глаза, долго смотрел, как
Желтопузик вернулся в Свирелию и рассказал Чику обо всём, что видел и слышал. Он был доволен собой, и даже потеря хвоста его не очень огорчала — через несколько дней у него всё равно вырастет новый. Ведь Желтопузик — безногая ящерица, а для ящерицы хвост — дело наживное.
Итак, не успел ещё Булыган построить своё войско, как свирельцы уже знали, что он замышляет, и готовились встретить врага.
Фитилёк раздал всем маленькие удобные щиты и лёгкие пики, на которые Шишка, Стружка и Мушка успели выточить алмазные наконечники.
А Гематоген принёс из своей палатки большой пакет с пилюлями из почек серебряного дерева и сказал:
— Это далеко не то, что нам нужно, но всё-таки... Получат пилюли только больные.
В самом деле, они были ещё слабые, эти пилюли, и никто от них не помолодел, но все, кто был нездоров, приняв пилюли, почувствовали себя бодрее и попросили оружие.
Командование взял на себя начальник стройки Лягушонок — ведь военному искусству он научился ещё в детстве, когда бился на баррикаде рядом с Гарпуном.
Лягушонок решил прорепетировать» как он будет командовать.
— В атаку! Тысяча дохлых китов! — кричал он звучным голосом, подражая своему кумиру Гарпуну и выпячивая грудь точь-в-точь, как тот когда-то.
Всем своим видом Лягушонок хотел показать, что воевать ему — ровным счётом нипочём.
Тут на глаза ему попалась Виолка. Воткнув в косички рядом с бантами по букетику голубых незабудок, которые разрешил ей нарвать в своём цветнике садовник Грушка, она не обращала внимания на шум и суматоху и играла на скрипке. В последнее время, когда все заговорили о войне, девочка почему-то упражнялась особенно старательно и помногу, чем совершенно выводила из себя Лягушонка.
— И без того шума хватает, а ещё это пиликанье!.. Всегда найдутся люди, которые и на войне считают нужным путаться под ногами... Женщин с поля боя удалить! — вконец расходившись, закричал Лягушонок.
И до этого Виолке пришлось вынести немало грубостей и насмешек Лягушонка, но сейчас терпение её лопнуло. Вмиг завяли её голубые незабудки в косичках, а из глаз брызнули настоящие фонтанчики.
Девочка спрятала скрипку в футляр, влезла на одного из трёх верблюдов и решила отправиться назад в страну, где оставался её больной отец.
— Когда, наконец, кончатся эти грубости! — напустился на Лягушонка Чик.
Лягушонок даже попятился от неожиданности.
Чик, правда, всегда заступался за Виолку, но таким воинственным Лягушонок видел его впервые.
— Поду-умаешь, защитник нашелся... — разом сникнув, протянул Лягушонок и бросил взгляд на Коренька, ожидая поддержки.
Но Коренёк не заступился за своего друга.
— Не думаете ли вы, что на войне уместно развлекаться? — начал было Лягушонок, но тут же замолчал.