Серебряное небо
Шрифт:
Когда она вышла на крыльцо, солнце уже клонилось к закату. Подумала, что до стоянки, похоже, удастся добраться лишь затемно, и присела на ступеньку, бессильно опустив руки. Ала тут же подошла, прижалась боком к колену.
Рядом кто-то тяжело плюхнулся. Она через силу повернула голову — так и есть, дядя Мартин.
— Хочешь? — протянул флягу с остатками самогона.
Лесли сделала глоток и вернула.
— Да пей больше!
— Мне еще идти.
— Ты что, не останешься ночевать?
— Нет. Меня ждут к вечеру, —
— Шкурки?
— Ага. Я целый рюкзак сушеных принесла.
— Деловая ты, я смотрю, — усмехнулся он.
Лесли отвечать не стала — когда человека, что называется, «отпускает», у него частенько начинается словесный «понос». А старик во время операции держался молодцом — делал все, что она говорила, и ни разу не замешкался.
— Как думаешь — выживет? — кивнул он назад, на дом.
— Не знаю. Я сделала, что могла, а дальше как бог рассудит. Я вот что… я тебе оставлю маковых головок. Если увидишь, что дело совсем плохо, — завари. Если давать ему по столовой ложке каждые два часа, то он будет дремать и боли не чувствовать. А если все сразу дать, то… сам понимаешь…
— Хорошо. Но лучше бы, чтобы он все-таки выжил. Пацаненок уж больно хороший, про таких говорят — светлая душа. И Лидию жалко — у нее никого, кроме него, не осталось. Она сюда пришла одна из первых, с мужем и двумя ребятишками — красивая была, веселая. Джимми уже здесь родился. Н-да… — старик вздохнул. — А потом старший сын при налете погиб — после этого мы забор и поставили. Средний ушел, сказал, что здесь себя гробить не хочет. А муж позапрошлой зимой умер — простудился, кашлять начал… до весны и не дожил. Так что, кроме Джимми, у нее никого нет.
— Я очень надеюсь, что мальчик выживет. Это уже завтра-послезавтра ясно будет. Только пусть она ему до завтра ни есть, ни пить не дает, даже если очень просить будет. Чайную ложечку воды, чтобы губы смочить, и больше ничего.
— Хорошо, я послежу.
— Да, я еще спросить тебя хотела: татуировка у тебя на плече, что она значит?
— Эта? — старик покосился на плечо, шевельнул им. — Это значит «Чарли два-один», иными словами рота «С» второго батальона первого полка второй дивизии Корпуса морской пехоты США, — четко отбарабанил он на одном дыхании. — «Морские демоны», так мы себя называли, — провел пальцем по надписи.
— А если в щите написано «Джедай» — что это значит?
Дядя Мартин взглянул удивленно.
— А ты что, видела человека с такой надписью?
— Да.
— Значит, это тоже кто-то из наших, из морпехов. У нас в каждом батальоне свое прозвище было: первый батальон нашего полка, помню, «перехватчиками» звался, мы — «морскими демонами», а «джедай»… сейчас с лету и не припомню. Но наш, точно наш!
— А что вообще значит «джедай»? — спросила Лесли.
— Это из фильма… был такой фильм — «Звездные войны». Ты когда-нибудь в кино ходила?
— Нет. Телевизор в детстве, помню, смотрела,
— Да… так вот… Сколько тебе было, когда все это началось?
— Пять.
— Пять лет, — повторил старик задумчиво. — Выходит, ты прежней жизни и не помнишь… А я до сих пор иной раз глаза закрою, и кажется, что вот открою — и все это, — повел перед собой рукой, — как кошмар рассеялось. Снова машины по шоссе несутся, города… живые. Идешь вечером по улице — народу вокруг полно, реклама подмигивает, музыка где-то играет… Н-да… жили мы, жили и не понимали, как это все… хрупко…
ГЛАВА ПЯТАЯ
До стоянки Лесли добралась без приключений. Разве что один раз Ала остановила ее, дав понять, что впереди опасность; через секунду она и сама услышала шорох ползущей по камням змеи.
Сегодняшний разговор с дядей Мартином растревожил душу. Она слушала старика, и хотелось возразить, воскликнуть: «Это неправда, я тоже помню прежнюю жизнь — мою прежнюю жизнь!»
Ее прежняя жизнь — Форт-Бенсон… Пока она не ушла оттуда, она даже не понимала, каким островком мира и покоя было это место.
Мама писала, что они собираются основать новое поселение, где-то «неподалеку от воды». Но где же оно, почему о нем никто не знает? В Форт-Бенсоне была почти тысяча человек, неужели они все погибли? Ведь если бы эти люди просто рассеялись, разбрелись по стране — то хоть где-нибудь, хоть когда-нибудь она бы встретила кого-то из них!
Может, стоит пойти на север, в Айдахо или в Монтану — там она еще не была. Не опускать руки, не думать о том, что все безнадежно, а искать — ведь где-то они должны быть!
Собаки встретили ее в полумиле от стоянки — налетели радостной толпой, подтявкивая и подвывая. Все вместе они дошли до стоянки; стоило опустить руку, как под нее непременно подсовывалась чья-то морда или мохнатая спина.
Джедай сидел на прежнем месте, рядом с волокушей. В полутьме трудно было разобрать, есть ли у него в глазах какое-то выражение, но смотрел он на нее не отрываясь, это точно.
Подойдя, Лесли потрепала его по голове.
— Привет! Ну вот я и пришла. Сейчас костер разведу, будем ужинать. И я тебе рубашку принесла и штаны — будешь теперь нарядный. Пить хочешь? — отцепила от пояса флягу — источник находился всего шагах в двадцати, но едва ли он догадался сходить и попить, скорее всего, так и просидел весь день без воды.
Меньше всего она ожидала, что вместо того, чтобы взять флягу, Джедай вдруг подастся вперед и ткнется лбом в ее бедро.
— Эй, ты чего?! — опешила Лесли. От звука ее голоса он вздрогнул, даже как-то сжался, словно боясь удара. Но не отодвинулся — наоборот, притиснулся лбом еще ближе.
Сентиментальной Лесли себя никогда не считала, но тут к горлу аж комок подкатил, так растрогала ее эта неуклюжая попытка приласкаться. Бедняга, наверное, каким-то остатками ума понял, что ее долго нет, и соскучился — а может, испугался, что она его бросила.