Серебряное зеркало
Шрифт:
— А что ответить такому капитану, если он пожелает передать меня в руки Лестера?
Альфред засмеялся. Это возражение подтверждало его догадку: ее согласие было просто частью намерения расстроить его планы.
— Мортимер по секрету скажет аббату, что ты ищешь защиты у Церкви, потому что Гай преследует тебя. Братья не отдадут тебя никому, кроме людей твоего отца. — Говоря это, Альфред обнял ее одной рукой за плечи, потом повернулся и прижался к ней. Она уже начала развязывать тесемки его рубашки, но остановилась и уперлась руками ему в грудь, как будто желая оттолкнуть его. Альфред немного огорчился неожиданным
Когда речь зашла об отце, Барбара, потрясенная, застыла. Теперь она не сомневалась, что вся цель ее отъезда состояла в том, чтобы втянуть в дело мятежников ее отца.
— Ты будешь в безопасности в Ившеме и сможешь оставаться там, сколько пожелаешь, — промурлыкал Альфред, целуя ее. — Достаточно будет направить Беви и Льюиса к отцу и попросить передать, чтобы он послал отряд сопровождать тебя. Я не думаю, что он примет участие в войне против принца, поэтому ему не составит труда выделить достаточно сильный отряд для твоей охраны.
Как только у нее возникли подозрения насчет вовлечения отца в дело повстанцев, она сразу же отвергла их. Правда, ее сомнения плохо сочетались с удовольствием от поцелуев Альфреда, и это мешало думать. Сопротивление росло в ней вместе с желанием увлечь Альфреда в постель, где все сомнения растворятся в горячем потоке страсти. Желание возбуждалось его ласками, вскармливая сомнение, сомнение усиливало желание. Ради собственной гордости, чтобы доказать себе, что она не полностью порабощена своей плотью, Барбара спросила:
— Когда?
— Я не могу сказать определенно. — Он наклонил голову и поцеловал ее шею, когда развязанная ночная сорочка упала. — Мы должны сначала отправить лошадей Томасу и устроить так, чтобы принцу разрешили попробовать их там, где достаточно пространства, чтобы скакать галопом, то есть за стенами Херефорда. — Он снова поцеловал ее шею, прежде чем пробормотал: — Не раньше, чем через неделю, и не позже, чем через три недели с сегодняшнего дня, потому что в июне у принца день рождения.
Ее руки все еще упирались ему в грудь, но она больше не отталкивала его. Ее кости словно размякли, но она еще ухитрилась сказать:
— Я спрашиваю, когда Беви и Льюис должны будут покинуть Ившем?
— После твоего прибытия, чем скорее, тем лучше.
Руки Барбары скользнули вдоль тела мужа к его бедрам. Раз он не собирался расставить ловушку для ее отца, она могла взять то, что хотела, прежде, чем они поссорятся. Сомнения заставили ее сопротивляться еще мгновение, чтобы убедиться, что она все правильно поняла.
— Ты хочешь, чтобы я послала за отрядом отца после того, как прибуду в Ившем?
Альфред расслабился, как только удостоверился, что она не пошлет своих людей к отцу слишком скоро. Барби не намерена выдать план освобождения принца Эдуарда, но было бы еще лучше, если бы она не смогла сделать этого случайно и не заставляла его тревожиться.
— Да, после… — прошептал он, полузакрыв глаза, одной рукой еще теснее прижимая ее к своим бедрам.
Целуя, он коснулся самым кончиком языка ее ключиц; она вздохнула и прижалась к нему животом.
23.
Через четыре дня каждый пришел
Барбару все еще мучил ревнивый страх, что Альфред просто хочет избавиться от нее, сердитые подозрения, будто он настолько вовлечен в политическую игру, что использует ее как заложницу. И в то же время она очень волновалась за него, отгоняя от себя мысли о том, что он сражается за Эдуарда и может быть ранен, убит или взят в плен.
Несколько раз Барбара страстно желала сделать так, как ей советовал Альфред — найти защиту у своего отца. Гостить в Ившеме, возможно, было и лучше, чем жить с Матильдой де Мортимер, но мысль о том, чтобы поехать домой к отцу, к любящей ее Джоанне, была ею отвергнута. Она знала, что Беви и Льюис смогли бы придумать, как доставить ее во Фрамлинхем, не подвергая сомнению лояльность Норфолка. Правда заключалась в том, что она не могла уехать так далеко от тех мест, где шла война. Ей необходимо быть там, откуда за день упорной езды верхом она бы могла добраться до своего мужа, если бы с ним произошло несчастье.
Двадцать шестого мая, вскоре после обеда, они прибыли в гостевой дом Уигморского аббатства. Из уважения к привратнику, который ждал Барбару, чтобы показать ей комнату, Альфред не поцеловал ее, как ей хотелось, а только взял за руку. Потом привратник отвернулся, и Альфред поднял ее руку к губам и нежно коснулся кончиков ее пальцев.
— Как мне будет не хватать тебя, — прошептал он.
— Ты мог бы уехать со мной. — Барбара сжала пальцами его руку.
— Нет, — бросил он, нахмурившись. — Я дал слово.
Барбара открыла рот, чтобы сказать: «Слово, которое может убить тебя», но промолчала, зная: возражать бесполезно.
— Понимаю, — только и сказала она.
— Я приеду за тобой, как только буду свободен от своего обещания. Когда устроишься, напиши мне, где ты. — Он наклонился ближе и прошептал, чтобы монах не мог слышать: — Напиши Гилберту. Я буду с ним или он будет знать, где я. — Он поднял ее руку и снова поцеловал ее. — Господи, пошли мне силы, я уже скучаю по тебе.
Он быстро отвернулся, будто разом отрываясь от нее, чтобы сделать расставание короче и безболезненнее. Когда он сел на лошадь и оглянулся, Барбара спокойно уходила с привратником. Она не стояла, не махала ему рукой и не плакала и даже не глядела ему вслед. Сомнение снова охватило его, он представлял себе всевозможные вероятные и невероятные причины ее безразличия, и только одна мысль не пришла ему в голову — что она отвернулась для того, чтобы скрыть текущие по ее щекам слезы. Какая бы мысль не приходила ему в голову, он отгонял ее как нелепую. По его мнению, у Барби не было причин прятать свой страх и слезы, а значит, и свою любовь.