Серебряные крылья
Шрифт:
Сразу же за огородами — пашня, стоит перейти ее, начинается кустарник, а за ним хороший
чистый лесок.
Идем быстро. Голова почти не болит, а от ежедневной физической работы и хорошего питания
окрепло тело. Дядя Кузьма еле успевает. Сворачиваем влево и по дорожке углубляемся в лес. Впереди
здоровенный куст. Вдруг он раздвигается, и нам навстречу выходит военный с пистолетом в руке.
— Здравствуйте.
Здоровается серьезно, басовито.
Дядя Кузьма вынырнул
Перед нами стоял политрук. Ладная фигура в шинели затянута ремнями. Ремни сзади
перехлестывали спину и через плечи спускались на поясной широкий ремень с пятиконечной звездой.
Больше всего поразили звезда на фуражке и три кубика на петлицах. Сколько ни проходило людей
из окружения на восток — в такой военной выправке мы никого не видели.
Политрук переложил пистолет в левую руку, а правой крепко сжал сухонькую ладонь дяди Кузьмы.
Дядя Кузьма старый солдат. Пришлось воевать и с японцами, и с немцами. Конечно, ему приятно
было увидеть настоящего командира. И где — в тылу у фашистов. И как? В полном воинском
снаряжении.
— Может, переодеться принести? — на всякий случай спросил Кузьма.
— Нет. Двести километров прошел, а уж остальные дойду и так. — Голос твердый, уверенный,
спокойный.
— Кузьмой меня зовут, а это, это... — замялся дед, показывая на меня, и смешно заморгал
ресницами.
— Летчик, сбитый летчик, — поспешил я на помощь Кузьме Никифоровичу.
— Летчик? — подозрительно посмотрел политрук. Недоверчивые глаза, усталые, невыспавшиеся.
Лицо с желтизной, худое. Брови темные, широкие. Губы сжаты. — А звание? Откуда вылетал?
Немцы почти без колебаний верят, что деревенский парень. Неужели политрук не разберется, не
поверит мне?
— Сержант, — отвечаю. — Вылетел из-под Москвы двадцать второго октября.
— Летчик он, ей-богу, летчик, — подтвердил дядя Кузьма. — Одежда-то военная у нас спрятана.
Политрук медленно убрал пистолет в кобуру.
— Немцы в деревне есть?
— Бывают, но сейчас нет, — отвечаю я.
— А где сейчас фронт?
— Двадцать второго был на реке Нара, наверное, и сейчас там.
Политрук быстро вытащил из кармана маленький атлас офицера. Открыл нужную страницу.
Московская область, Москва, Наро-Фоминск, Боровск, Малоярославец. Дорога на Калугу. Села
Тимашево на карте не было. Но река Нара была.
— Вот и нужно идти через Балабаново с курсом сорок пять градусов, — сразу выпалил я. — Сорок
километров. Ведь это двадцатикилометровка?
— Да, но почему не идти точно на восток? — насторожился политрук.
— Смотрите, здесь два сантиметра до фронта, а на восток — три. Значит, на восток
километров.
Лицо политрука просветлело.
— Так до наших всего сорок километров? Пойдешь со мной?
От радости захватило дух. Сколько раз мечтал о своих, думал, как лучше идти. Мешало ранение,
но сейчас здоров. Карта и компас есть у политрука.
— Отдохни пару дней у нас, потом пойдешь, — предложил дядя Кузьма.
Политрук задумался. «Приведут еще к немцам. И где? Почти у самой линии фронта. Пропало
тогда все. Но не верить этим двоим — тогда кому же верить? Отдохнуть и поспать ночку в тепле хорошо
бы, но вдруг немци нагрянут? Правда, много их не будет — здесь глухомань,. Отстреляюсь и уйду, в
темноте уйти нетрудно».
У политрука было два пистолета ТТ.
— Согласен, ночь одну отдохнуть можно, — твердо сказал он, — но в таких ботинках идти ему,
папаша, нельзя.
Тут же решили, что дядя Кузьма починит ботинки и найдет какие-нибудь галоши.
Набрав вязанки можжевельника, сначала Кузьма, а через пятнадцать минут и мы с политруком
незаметно пробрались в избу.
Политрук помылся и побрился. Тетя Луша покормила его, уложила во дворе на сене. В избе не
захотел. Договорились выйти завтра с рассветом.
Рассвет осенью поздний... Часов в семь только светает, и я засыпать не тороплюсь.
Дядя Кузьма зашивает нитками старые галоши, тетя Луша готовит в дорогу яйца, хлеб, сало.
— Много не надо, тетя Луша, ведь идти-то сорок километров.
— Помолчи уж. Вот пойдешь — узнаешь, какие это сорок.
— Так, мать, так, — поддакивает Кузьма. — Своя ноша не тянет. Побольше положи им.
Добрые, отзывчивые люди! Слезы стояли у них на глазах, когда утром мы простились и
отправились в путь.
Переход линии фронта
Утро первого ноября. Низкие осенние облака. Серое, но радостное утро. Мы идем к фронту.
Николай впереди. Он решил проводить нас до села Кривского, что километрах в трех по пути от
Тимашево на Балабаново. А до Балабаново — двенадцать. Там же всего останется до Нары двадцать
восемь.
Легко идти утром по замерзшей тропинке и даже целине.
Поднимаемся на бугор к церкви. Позади небольшой домик, и у калитки тетя Луша и дядя Кузьма.
Машут руками.
— До свидания, родные!
За церковью бывший барский пруд и усадьба. Здесь бывшее хозяйство дяди Кузьмы —
свиноферма. Но сейчас она пуста. Скот и свиней успели угнать на восток.
Дорога широкая, к лесу сужается.
«Цок, цок, цок» — вдруг раздается впереди, в лесу.
— Ко мне, — быстро скомандовал политрук и бросился влево за полуразрушенный сарай.