Серебряные узы

Фрэнсис Хелен

— С какой целью?

Джоанна с удивлением поняла, что в голосе Гранта нет ни гнева, ни осуждения, а звучит лишь искренний интерес.

— Деньги пошли на пристройки и коттеджи для персонала «Тоби Джаг». Я хотел, чтобы они получились добротными — терпеть не могу халтуры — и чтобы выглядели так, словно построены вместе с домом.

В его рвении и энтузиазме сомневаться не приходилось.

— Что ж, вам это вполне удалось. То, что вы сумели построить такой комплекс, делает вам честь.

Малкольм был поражен похвалой Гранта,

но, прежде чем успел что-то сказать, Грант продолжал:

— Ознакомившись с завещанием, я понял ваше разочарование, а также причины вашей враждебности ко мне. Я чувствую, что с вами и впрямь обошлись несправедливо. Вот что я предлагаю: приносите свои долговые обязательства, и мы вместе подумаем, что с ними можно сделать. — Он улыбнулся. — Естественно, в зависимости от их размера.

В знак того, что дело улажено, Грант протянул Малкольму руку, и тот, запинаясь, принялся благодарить. Махнув рукой, Грант указал на Джоанну:

— Вам повезло, что у вас есть женщина, которой вы так дороги, что она не задумываясь готова пожертвовать собственной репутацией, лишь бы не пострадала ваша. Я надеюсь, вы этого заслуживаете, и раз так, то вас обоих ждет, должно быть, счастливое будущее.

И Грант вышел, неслышно прикрыв за собой дверь. Его слова неприятно поразили Джоанну, Малкольм же издал радостный возглас.

— Ну и ну! Как все обернулось! Мои проблемы решены — и все благодаря тебе, Джоанна, дорогая!

Он поднял ее из кресла в порыве восторга и крепко поцеловал, но она отстранилась.

— Вовсе нет. Немалую роль сыграло твое признание. Но главное — это все-таки великодушие Гранта! Подумать только — он готов выплатить твои долги! Ведь это великолепно!

— Да, это замечательно. Признаться, я ждал от него хорошей нахлобучки, так что приятно удивлен. — Но тут Малкольм все испортил, прибавив: — Хотя, с другой стороны, он вполне может себе это позволить: ведь, несмотря на всю его щедрость и великодушие, меня здорово надули с наследством.

Джоанна погрустнела, видя, что Малкольм все же затаил обиду на Чарлза Уэзерби, который, как он считал, обошелся с ним несправедливо. Слава Богу, что Грант все же ошибается и у нее с Малкольмом ничего нет. Словно угадав ее мысли, Малкольм с довольным видом сказал:

— А ты действительно готова была взять всю вину на себя? Я всегда знал, что ты не такая, как все.

Он обнял Джоанну и поцеловал ее уже более пылко.

— Осторожнее, рука!

Джоанна с радостью ухватилась за этот предлог, чтобы вырваться из его объятий. Не успев окончательно прийти в себя от возбуждения и радости, Малкольм сказал:

— Извини, дорогая! Мы все наверстаем, как только ты снимешь эту чертову повязку. А теперь ты простишь, если я тебя покину? Мне надо разобраться с этими долговыми обязательствами, но мы скоро увидимся.

Джоанна с облегчением проводила его взглядом. Она была рада, что для Малкольма все так замечательно завершилось, но настроение у нее внезапно испортилось.

«Наверное, это от вчерашних событий — и оттого, что пришлось лгать Гранту», — подумала она и, встряхнувшись, решила заняться оценкой, не зная лучшего способа справиться с унынием.

Рози помогла ей перенести серебро из кабинета в рабочую комнату, и остаток дня Джоанна провела, завершая описание предметов из первого шкафа в столовой. Теперь ей предстояло лишь разобраться с последним шкафом и сделать оставшиеся фотографии, о чем Джоанна и сказала Гранту за ужином. Он нахмурился.

— Зачем ты так себя изнуряешь? Я же просил тебя немного отдохнуть. Оценка может подождать: сейчас она мне не к спеху.

— Я просто не могу сидеть сложа руки, — сказала Джоанна. — Я не привыкла бездельничать.

Он с любопытством взглянул на нее.

— А ты попробуй представить, что ты здесь хозяйка, можешь?

Он и не догадывался, как больно ранила Джоанну эта его неумышленно жестокая шутка: ведь если подразумевалось, что, будучи хозяйкой, она станет его женой, то именно этого ей хотелось больше всего на свете.

— Но ведь это, кажется, не входит в мои обязанности? — сухо ответила она и, тут же испугавшись собственной резкости, поспешно добавила: — Как все-таки неудобно делать все одной рукой!

— Да, ты мне напомнила… — тут же ответил Грант. — Завтра отвезу тебя в больницу. Ты вчера здорово переутомилась: надо убедиться, что ты не причинила себе вреда.

— Отвезти меня может Берт. Ты ведь занят.

— Не настолько. Поедем утром и по дороге остановимся где-нибудь пообедать. Нам обоим не помешает отдых.

На том они и договорились.

В больнице подтвердили, что ключица срастается правильно, и даже сказали, что Джоанна может потихоньку работать левой рукой при условии, что будет делать это с умом и не станет перетруждать себя, хотя в остальное время по-прежнему придется носить повязку, чтобы уменьшить давление на ключицу. При этом известии Джоанна просияла. Они сели в машину и покатили назад.

Гранту удалось отыскать настоящий деревенский паб — приземистый, с низким потолком и выцветшей соломенной крышей, — который словно дремал на солнышке. Когда они зашли в бар, чтобы выпить по стакану сидра, Джоанна вздохнула от удовольствия.

— Как здесь мило. Настоящая лошадиная упряжка! Посмотри, как сияет медь — сразу видно, что ее начищали не одно десятилетие!

— Ты просто неисправима! — рассмеялся Грант. Он сел возле Джоанны на старую деревянную скамью и вытянул ноги, наслаждаясь отдыхом.

— Прости, я не хотела…

— Это вовсе не упрек. Напротив, твоя увлеченность — это замечательное качество и большой талант. Мне очень нравится, что у тебя всегда есть чем восхищаться. — Он улыбнулся, заметив ее смущение. — В связи с этим у меня к тебе вот какой вопрос. Поскольку ты сейчас все равно не можешь делать фотографии, не хотела бы ты взяться за одну работу?