Серебряные звезды
Шрифт:
Это был конец войны!
3 июня 1945 года. Возвращаемся в Польшу. Местом работы нам назначили территорию бывшего гитлеровского лагеря смерти Майданек. Среди нас были люди, у которых в этом лагере погибли ближайшие родственники. Не скажу, чтобы им было приятно жить и работать в тех самых бараках. Я обращался с просьбой о переводе медсанбата к командующему Люблинским военным округом генералу В. А. Радзивановичу, но безрезультатно. Не время предаваться чувствам. Борьба продолжается. Солдаты 3-й пехотной дивизии гибнут в боях с бандами реакционного подполья. И не только в боях. Группа солдат из нашего санбата, посланная в лес за дровами, возвращается без водителя Борковича: бандиты застрелили одного из лучших наших шоферов.
Вскоре после этого я покидаю медсанбат. Новым командиром назначен майор медицинской службы Халфен. С грустью прощаюсь с товарищами, с которыми прошел весь боевой путь 3-й пехотной дивизии, с которыми делил опасности и невзгоды,
В 1963 году меня пригласили на полковой праздник 7-го Колобжегского полка. Сколько же наших пациентов я встретил там! Один благодарит за мастерски сделанную операцию. Другой с восхищением рассказывает, что где-то под Берлином ему лечили зуб и пломба держится до сих пор, третий тепло вспоминает медсестру Дзядович, которая, как мать, заботилась о нем в госпитальном взводе.
Воспоминания, воспоминания… О людях, которые спасали жизнь другим, рискуя собственной. О людях нашего медсанбата.
Врачи и фельдшера, медсестры и санитары, водители и повара, снабженцы и писаря, одним словом, все те, кто сейчас живет и вместе с нами строит новую Польшу, могут гордиться тем, что их труд не пропал даром. Они могут гордиться тем, что 3-я пехотная дивизия имени Ромуальда Траугутта, в состав которой входил наш медсанбат, вписала славные страницы в историю народного Войска Польского.
Полковник Юзеф Червиньский. Прорыв
Ночь на 27 мая 1944 года на исходе. Соединение полесских партизан — более пятисот пятидесяти бойцов-поляков под командованием десятка офицеров и около ста пятидесяти советских партизан — после ночного марша по заболоченным лугам приближается к опушке леса. Измученные люди идут медленно. Они идут так уже шестую ночь, почти без еды, неся оружие, боеприпасы и раненых, преодолевая болота, часто под обстрелом противника.
Однако цель их последнего партизанского марша уже близка. Колонна выходит на лесную просеку. Вдоль нее тянется несколько линий телефонных проводов. Значит, фронт близко. Через четверть часа передовые группы партизан достигают противоположного края леса. Светает Среди деревьев и кустарников видны блиндажи. Партизаны врываются в них, но там никого нет. Заметив необычное движение в своем тылу, немцы на всякий случай скрылись. В блиндажах — телефоны, пулеметы, боеприпасы. Партизаны уничтожают все, что можно быстро вывести из строя. Роты высыпали из леса. За опушкой луг, а за ним широкая река. Это Припять. Партизан отделяют от реки три ряда заграждений из колючей проволоки и несколько широких мелиорационных каналов. Пока кругом тихо, слышны только приглушенные голоса партизан. В них чувствуется радость: все считают, что уже добрались до линии фронта, что еще совсем немного — и они окажутся на советской стороне. Беспокоит только широко разлившаяся река. Проводник утверждает, что где-то здесь есть переправа. Теперь как можно быстрее к реке. Роты перемешиваются, бойцы бегут в сторону реки. Под ударами прикладов валятся заграждения, некоторые партизаны бросают на проволоку шинели и тяжестью собственного тела обрывают ее со столбов. Уже почти рассвело. Немцы приходят в себя и открывают пулеметный огонь. К скороговорке пулеметов присоединяется басовитый гул орудий и минометов. Партизаны еще быстрее бегут к Припяти. Внезапно с противоположного берега начинают стучать пулеметы. Поднимается паника. Кто-то кричит, что там тоже немцы. Как потом выяснилось, отряд разведчиков, посланный накануне установить контакт с советскими частями и предупредить их о нашем прорыве, задания не выполнил. Советские солдаты, увидев перед собой большую группу людей, одетых главным образом в немецкие мундиры, решили, что гитлеровцы пытаются форсировать Припять, и открыли огонь. Командир соединения и офицеры стараются навести порядок. Раздаются команды, партизаны открывают по немцам огонь. На лугу — сущий ад. Рвутся немецкие снаряды и мины, вздымая фонтаны грязи, падают убитые и раненые, все чаще слышатся стоны и крики о помощи. Но вот первые партизаны добираются до противоположного берега, и огонь с той стороны прекращается. Еще через несколько минут на позиции гитлеровцев обрушиваются залпы советской артиллерии. Огонь гитлеровцев ослабевает.
Однако положение на берегу остается тяжелым. Переправа, оказывается, находится в полутора километрах левее, и добираться до нее нужно под огнем немцев, позиции которых расположены на возвышенностях. Фронт стоит в этих местах уже несколько месяцев, каждый кусочек луга пристрелян. Часть партизан, умеющих плавать, решается форсировать Припять вплавь. Кто-то предлагает, связав ремни, протянуть между берегами канат, с помощью которого и остальные смогут перебраться на противоположный берег. Однако быстро становится ясно, что канат такой длины составить не удастся. В воду начинают входить и те, кто плавает неважно, но у кого не хватает выдержки идти под огнем до переправы. Река, к сожалению, очень широкая, а люди измотаны до предела, поэтому вскоре раздаются крики тонущих.
Иду вдоль берега с командиром роты поручником Чеславом. Видим, как десятка полтора партизан переплыли Припять, другие приближаются к противоположному
Начинаю коченеть. Двое партизан, которые лежали неподалеку от меня, не выдерживают. Холод пересилил страх перед минами. Один из них вскакивает, бежит напрямик и невредимым достигает окопов. По его следам, хорошо заметным на влажной от росы траве, бежит второй, потом я. Пробегаю мимо мин, соединенных едва заметными тонкими проволочками. Еще момент — и скатываюсь в окоп. Оказавшийся рядом боец в серой шинели жмет мне руку и говорит: «Иди, сынок, в землянку». Вхожу в довольно просторное и, главное, теплое помещение. Сидящие на нарах солдаты встречают меня сердечно. Один накрывает своей шинелью, другой угощает горячим чаем и хлебом. С удивлением спрашивают, откуда мы, почему пошли через заминированный луг, почему не сообщили заранее о намечаемом переходе линии фронта. Увидев мое «обмундирование», усатый старшина приносит сухое белье. Постепенно нервы успокаиваются. Среди этих простых и сердечных людей я чувствую себя хорошо. Артиллерийский огонь тем временем усиливается. Советские орудия прижимают немцев к земле, надежно прикрывая партизан. Советские товарищи вновь и вновь говорят, что, если бы их командованию было заблаговременно сообщено о прорыве через фронт, они обеспечили бы еще более мощную огневую поддержку, сделали бы проходы в минных полях, и тогда наши потери были бы значительно меньшими.
Через час впервые выстраиваемся на свободной земле. Радость, однако, быстро сменяется подавленным настроением: в шеренгах насчитывается только триста — теперь уже бывших — партизан. Это немногим больше половины группы, вышедшей из леса два часа назад на берег Припяти. На вопросы о судьбе отсутствующих слышим: «убит», «ранен», «тяжело ранен». Нет среди нас командира соединения капитана Гарды, погиб командир 1-й роты поручник Петрусь, убит мой командир роты поручник Чеслав. Холодные волны Припяти навсегда поглотили многих наших боевых друзей. Всего погибло около ста партизан. В списках раненых — сто четырнадцать фамилий. Столь же значительны потери советских партизан: они потеряли почти половину состава отряда. Дорого стоил нам прорыв через линию фронта. Командование соединением принял на себя поручник Зигмунт Гурка-Грабовский (Зайонц), бывший командир батальона 23-го пехотного полка. Его пригласил советский генерал, член Военного совета армии, которая занимала этот участок фронта. Советское командование вскоре прислало грузовики с продовольствием и обмундированием. Несколько дней мы отдыхали в деревне, расположенной в ближайшем тылу. Туда и приехали представители 1-й армии Войска Польского. Они на машинах доставили нас в лесок неподалеку от города Киверцы. Здесь находился лагерь для польских партизан. Раненые, которых окружили заботой советские медики, затем были переданы в польские госпитали. Тяжелораненых отправили в советские тыловые госпитали, некоторые из наших партизан лечились в санаториях в Ростове-на-Дону.
Прорыв через линию фронта соединения капитана Гарды является в определенном смысле исключительным. Исключительность его состоит в том, что партизаны Гарды были солдатами Армии Крайовой.
Чтобы ответить на вопрос: как случилось, что большая группа солдат Армии Крайовой перешла на территорию, освобожденную советскими войсками, а затем полностью, включая и офицеров, вошла в состав Войска Польского, следует рассказать о событиях, которые произошли за несколько месяцев до этого.
В конце 1943 года, после поражения в летней битве на Курской дуге, немецкие войска безостановочно катились на запад. Нанося гитлеровцам мощные удары и преследуя их, Советская Армия вступила на земли Западной Украины и Западной Белоруссии. Именно в это время главное командование АК и ее лондонские хозяева пришли к выводу, что пора приступить к осуществлению плана «Буря» в этих районах. Операция «Буря» разрабатывалась уже в начале 1943 года, для чего главное командование АК создало на территории Западной Украины штаб округа. Его возглавил полковник Любонь. Штаб начал срочно создавать сеть подпольных организаций и подчинять себе отряды самообороны, стихийно создаваемые польским населением в деревнях и местечках Волыни.