Серебряный камень
Шрифт:
Это оказался ворон, а не ворона. Причем огромный, размером с орла; его черные перья глянцевито поблескивал на солнце. Положив зажатую в клюве стрелу на землю, он уставился на людей пронзительным немигающим взором.
– Полагаю, это ваше, – прокаркал ворон. – Хотя надо сказать, я не в восторге, когда в меня стреляют.
– Я приняла вас за ворону, – виновато промолвила Мэгги.
– Я – Хугин, ворон, с вашего позволения. – Птица на мгновение втянула голову в плечи, что, по-видимому, означало поклон. – Конечно, и Мысль, и Память всегда доставляли смертным массу хлопот… – Ворон нахохлился и принялся крутить головой, роясь
Взмахнув исполинскими крыльями, Хугин поднялся в воздух, пронзительно каркнул «Следуйте за мной» и полетел в направлении Харбардовой Переправы.
Когда они уже подходили к хижине Харбарда, стук топора внезапно стих.
Сперва Торри и не узнал этого человека в перехваченных веревкой грубых штанах и тяжелых ботинках. Его опаленное солнцем туловище блестело от пота. Он страшно был похож на…
Так это же он!
– Дядюшка Осия! – выкрикнул Торри, бросаясь к нему. – Ты здоров!
Осия обнял его настоящей медвежьей хваткой – такого Торри и припомнить не мог. Ему даже показалось, что он снова превратился в шестилетнего ребенка.
– Да, Ториан, я чувствую себя превосходно.
Осия отступил на шаг, желая хорошенько рассмотреть юношу.
– Судя по виду, у тебя тоже все хорошо. Или мои глаза меня обманывают, или ты и вправду еще больше вымахал за последние месяцы?
– Вряд ли, – улыбаясь, ответил Торри. – Скорее, это ты пониже стал.
Мэгги шагнула вперед, и они с Осией обменялись рукопожатиями.
– Рада видеть вас в добром здравии, Осия, – приветствовала его девушка.
– Именно! – подхватил отец Торри. – Мы беспокоились о тебе, дружище. Но, кажется, все тревоги позади – земля и воздух Тир-На-Ног поставили тебя на ноги.
Осия улыбнулся – хотя и не так широко, как привык Торри.
– Да, Ториан, как мне их не хватало! – Воткнув топор в колоду, он обтер вспотевшую грудь грязной тряпкой. – Заходите в дом, у меня похлебка готовится, да и хлеб вчерашний остался.
Отец наморщил лоб.
– А он тут?
– Нет, – покачал головой Осия. – Ушел куда-то, и его не будет еще несколько дней, это точно. Входите, входите, нам многое предстоит обсудить.
Обед был съеден при свете камина. Можно было запалить и лампу, но отец воспротивился – нечего транжирить и без того скудный запас масла Харбарда.
Торри вытер миску кусочком хлеба. То, что Осия назвал похлебкой, оказалось жарким с густой подливой. Его хватило на всех, и чего там только не было – и мясо, и лук, и порубленные на кусочки початки сонного дерева. И все-таки обычно Осия готовил лучше. Еда была явно пресной, и Торри пришлось добавить специй, прихваченных с собой в дорогу из дома.
С другой стороны, разве Осия не заслужил послабления? Торри считал, что вполне. Хотя старик и выглядел вполне здоровым, он многое перенес, да и готовил на кухне мало того что примитивной, так вдобавок и чужой.
Мэгги, повертев в руках баночку с кайенским перцем, открыла крышку и сыпанула на остатки жаркого изрядное количество порошка.
Отец давно доел. Он практиковал три манеры
За обедом в кругу семьи отец обычно лишь притрагивался к закускам, оставляя место для главного блюда, которое вкушал неспешно, размеренно и основательно, Овощей съедал, как правило, за двоих. А поскольку энергии он расходовал за троих, оставался стройным для своих лет – отцу вот-вот должно было стукнуть пятьдесят, хотя со стороны все давали ему меньше.
Для обычных, наскоро поглощаемых блюд существовал третий способ приема пищи – он просто-напросто, не раздумывая, набивал желудок и тут же принимался за прерванную работу. Когда отец был увлечен очередным проектом, еда лишь отвлекала его.
По какой-то неведомой причине блюдо, поданное в хижине Харбарда, подпало под эту третью категорию – отец механически вычерпал ложкой всю похлебку и, вытерев миску хлебом, не мешкая ополоснул ее водой, после чего, сославшись на необходимость распаковать багаж, удалился.
Торри хотел было сказать ему, что напрасно он беспокоится: прорезиненная ткань не даст содержимому рюкзаков промокнуть не то что под дождем, но и на дне морском. Однако спорить с отцом – дело заведомо бессмысленное, упрямство было семейной чертой Торсенов.
– Итак, – подытожил Осия, собирая грязную посуду, – поведение мамы вас смутило.
– Мягко сказано. Мне говорили, что сдержанность – далеко не лучшая форма юмора, дядюшка Осия, – произнес Торри.
– Неужели?
– По-моему, ты сам и говорил.
– Может быть, может быть. – Осия, подхватив грязную посуду, прошествовал к камину, где клокотали над огнем два горшка, и осторожно опустил посуду в один из них.
– Йен, Арни и Ивар дель Хивал…
– Вполне со всем справятся, не сомневаюсь, – закончил за него Осия. – Харбард не мог отправить их с поручением с пустыми руками. Уверен, что они передадут все, о чем он их попросил… тому, кто нынче правит Вандескарде, и тут же вернутся. – Осия пожал плечами. – Если угодно, отправляйтесь следом и вы, только я не вижу в этом особой нужды.
На лице Мэгги появилась скептическая гримаса.
– Мы знаем Йена чуточку лучше, чем вы. Он и в баре за кружкой пива себе неприятности отыщет.
Торри покачал головой:
– Мэгги, нехорошо…
– Таково мое мнение, – отрезала она.
– Я понимаю, Мэгги, – сказал Осия. – И все-таки сейчас оснований для беспокойства нет.
– Но…
Мэгги больно ущипнула Торри, заставив его замолчать.
Но все это было несправедливо! Во-первых, Йен по барам не таскался, он вообще не пил – ничего, даже пива. И во-вторых, он не принадлежал к числу тех несчастных, которые притягивают к себе беду. Все дело было в условиях, в каких он рос – Йену с детства приходилось самому заботиться о себе и тщательно взвешивать любой свой поступок. Ввязываться же в драку с точки зрения рациональности пользы не приносило, и Йен просто не позволял себя разозлить.