Серебряный медведь
Шрифт:
Кулак же сказал, что хоть строили в незапамятные времена, но строили с умом. Иного трудно ждать – в Тельбии междоусобицы очень часты и по сей день, а уж в старину… Во-первых, лес вырублен и раскорчеван между холмом и нынешней опушкой на два полета стрелы. Открытое пространство – гласис – сводило на нет любые попытки подкрасться к стенам незаметно. Во-вторых, тот самый барбакан, проложенный по насыпному валу. Даже если атакующие сломают нижние, не слишком-то крепкие ворота, им предстоит дальнейший путь под градом стрел и камней из надвратной башни – между двумя высокими оградами из толстых, заостренных бревен никуда не спрячешься. В-третьих, склоны холма несут следы заступа
30
Форбург – внутренняя часть крепости.
Скорее всего, это было старинное родовое гнездо ландграфов Медренских, в котором уже лет двести никто, кроме управляющего и десятка слуг, не жил. Наверняка у ландграфа есть свой дом в Медрене, торговом городке, довольно богатом по тельбийским меркам. Запустение угадывалось по покосившимся кое-где кольям крепостной стены, провалившейся крыше на галерее, пустым землянкам по правую руку от барбакана. Там раскинулась некогда большая и, по всей видимости, многолюдная, а ныне заброшенная слобода. Даже дымки не вились над крытыми дерном скатами.
Замок пропадал без дела долгие годы, а теперь вдруг понадобился правителю графства.
Почему? Какая необходимость погнала ландграфа из приносящего, надо думать, довольно неплохой доход города в лесную глушь? Тем более что против Медрена брошен целый полк сасандрийской пехоты. Где должен быть добрый правитель? Правильно! Вместе со своими подданными защищать имущество от разграбления. Командовать латниками и вооруженными горожанами. Или, если понял, что силенок недостаточно, пытаться найти общий язык с королем Равальяном, который, собственно, и позволил войти в Тельбию имперской армии. Якобы для поддержания порядка, недопущения раскола страны и установления всеобщего благоденствия.
Какое такое это самое обещанное благоденствие и как сильно местные селяне, горожане и знать любят сасандрийцев, Кир уже успел заметить. Хотя, на его взгляд, армия генерала Риттельна дель Овилла вела себя на удивление благопристойно. То есть вешала только тех, кто оказывал вооруженное сопротивление, сжигала лишь те деревни, где фуражирам поднесли отравы в пиве или попортили лошадей, чтобы не достались ремонтерам. Никаких массовых казней, повальных грабежей и изнасилований. Ну, разве что единичные случаи, за которые виновники, допустившие проступок, строго наказывались. Сержанты лишались нашивок, солдаты отправлялись наводить мосты и валить лес для строительства фортов, офицеры шли под домашний арест, который в походных условиях заменялся на ритуальный офицерский караул у палаток полковников и генералов. И тем не менее продвижение армии Сасандры в глубь Тельбии никак нельзя было назвать кровавым. Так, рядовое завоевание, проводимое к тому же с ведома и согласия короля…
– Не, мужики, я что-то не врубаюсь, – пожал плечами Карасик. – Чего у них ладу в королевстве нет? Король Сасандру зовет, графы… Те на дыбки сразу. За топоры…
– Тебе не один… энтого… хрен? – выразительно скривился Почечуй.
Кулак даже не оглянулся на болтуна. Он разглядывал графский замок насупив брови, наморщив лоб и по обыкновению
– Да хрен-то, может, и один! – не сдавался арунит. – Я ж не проверял, не знаю… А вот непонятно мне – почему король Равальян так под руку империи просится? Если бы я королем был…
Негромкий, но дружный хохот прервал его глубокомысленные рассуждения.
– Ты себя видел? – воскликнул каматиец Тедальо. – Король! Смех и грех!
– А что?! – Карасик гордо расправил плечи, вскинул подбородок. Кир едва не покатился со смеху, представив это лицо – курносое, круглое, обрамленное кустистой бородкой, – увенчанное королевской короной. – Что ржете, остолопы? Я ж так, к слову… Ну, растолковали бы мне, если такие умные…
– Я тебе… энтого… растолкую… – Коморник, смеявшийся до того, уткнувшись носом в конскую гриву, перевел дыхание. – Предположим, женился ты… энтого… а с бабой справиться не можешь.
– Кто? Я? Да я…
– Помолчь! Говорю же… энтого… предположим.
– Ты, старый, сказать хочешь, – прогудел Бучило, – что он, ежели с бабой не справится, к соседу за подмогой побежит?
– А то?! – подмигнул Почечуй.
– Какой же он мужик после этого? – сплюнул под копыта коню Мигуля.
– А никакой… энтого… – с готовностью согласился старик. – Так из Равальяна тоже… энтого… король, как из дерьма… энтого… пряник. Вот оно и… энтого… выходит – то на то!
Кондотьер толкнул Кира локтем в бок:
– Пошли, господин лейтенант, думать будем…
Парень, отвыкший от обращения по уставу, которое ко всему прочему из уст наемников звучало как легкая издевка, вздрогнул. Потом кивнул. Раз Кулак зовет, значит, так надо. Попусту он дергать не будет.
Они передали поводья коней Брызгу, Тычку и Карасику, назначенным в приказном порядке коневодами, и, отойдя в сторонку, уселись под раскидистый бук.
Кулак, Мудрец, Почечуй, Мелкий, Пустельга и Кир. Если не считать молодого человека, то совет в обычном составе.
Девчонка, прибившаяся к банде перед встречей со студентом-дезертиром, тоже устроилась в паре шагов и плела веночек из начинающих желтеть колосков овсяницы. Она плела веночки почти всегда. Даже сидя в седле, где держалась с поразительным бесстрашием. Да и то сказать – откуда страху взяться? Если разум затуманен, то и отвага без меры. К ней привыкли, на нее не обращали внимания, как если бы Цветочек (как прозвал девочку Почечуй, ставший на склоне лет, по собственному признанию, мягким и умильным) была полноправным товарищем, сестренкой всех наемников до единого. Больше того, она могла полдня отвечать невпопад или глупо улыбаться, считая галок на ветвях грабов, а потом вдруг выдать такое, что даже Мудрец кивал одобрительно.
Третьего дня Ингальт отказался вести банду дальше, сказав, что так далеко он не забирался и что не хочет брать ответственность за их жизни на свою грешную душу, девочка подбежала к кондотьеру – а дело было на привале – и, глядя снизу вверх, сказала, что проведет их к домику ландграфа.
Не к замку, а к домику! Вот красота-то!
Правда, теперь, глядя на бревенчатый бергфрид, Кир думал: «А почему бы деревенской девчонке не назвать этот сруб домиком? От крестьянских домов он ведь отличается только размерами да настилом для стрелков». А тогда он посмеялся немало, стараясь, чтобы она не заметила и не обиделась – все-таки к умалишенным нужно относиться с жалостью, а не с насмешкой. Они же не виноваты, что Триединый лишил их разума!