Серебряный осел
Шрифт:
Гавейну просто нечего было возразить.
Все было именно так.
И то, что им так и не удалось в назначенный день погрузиться на корабль (а все его проклятая жадность), и идиотская драка в портовой гостинице, и зарубленный стражник, и всякие штучки потустороннего свойства. Бегство по лабиринтам грязных улиц, куда-то исчезнувший Парсифаль, и в итоге – использование талисмана Мерланиуса.
– Я бросаю Серапис, вверенный мне Арторием… и августом, конечно, – поправился он, – и лечу к тебе. Кстати, почти полдня
Гавейн вздрогнул.
Ланселат и впрямь примчался сюда, в окрестности Брундизия, на ездовом драконе – сыне той самой твари, которую они видели в Тартессе, правда мельче размером.
– А ты мне толком не можешь объяснить, какого Плутона вы сорвали сверхважное задание?! Между прочим, полет на драконе – не самое приятное путешествие!
(Тут Гавейн был полностью согласен с шефом.)
– Вот что, не стану я тебя продавать в термы. Жалко… бедных клиентов. Верну-ка я тебя Мечехвостам. Надо думать, там про тебя не забыли.
Проконсул хищно прищурился.
– Дароносица, – начал он загибать пальцы, – два креста с камешками (а камешки-то были отборные!), да еще подрезанный служка храма. Помнится, Мечехвосты имеют от августа привилегию суда по преступлениям своих против ордена? Я прав? Напомни, ты ведь там три года ошивался…
Мир покачнулся перед очами незадачливого порученца Ланселата.
Он пришел в себя, лишь обнаружив, что целует запыленные сапоги своего начальника, бормоча что-то вроде: «Нет, нет, только не это… Искуплю… Жизнью клянусь…».
Покачав головой, трибун брезгливо высвободился из объятий подчиненного, повернулся и направился к двери.
– Постойте, господин, не губите! – кинулся на карачках Гавейн следом за Ланселатом.
– Ну, чего тебе? – насмешливо передернул тот плечами.
– Я думаю, неспроста это все было! Кто-то против нас все это подстроил! И еще этот осел…
– Какой еще осел? – отмахнулся полководец. – При чем тут вообще осел?
– На том корабле, на который мы не сели по моей оплошности, был осел! Осел! Я понял – это был тот самый осел!! Я его узнал!
Рыцарь выкрикивал слова, будто в горячке.
– Он нас выследил!
Сейчас с Гавейном произошло то, что хорошо когда-то поняли авторы пословицы: «Один дурак может сказать такое, что сотня мудрецов не разберет».
Его отчаянная попытка оправдаться, заставившая парня импровизировать и выдумывать оправдания прямо на месте, неожиданно попала в точку.
– Ты рехнулся, братец ты мой? – Теперь Ланселат откровенно рассмеялся. – Какие еще могут быть ослы, кроме вас двоих?
– Выслушайте меня, командор, прошу… Значит, так, – волнуясь, начал он повествование. – Когда два месяца назад мы с этим пед… ну, с Перси, по велению святого отца нашего прибыли в Тартесс…
– Хорошо, пока ты прощен, – молвил Ланселат, когда Гавейн умолк. – Пока, – добавил многозначительно. – А сейчас иди, вызволяй своего напарника. Он находится во «Льве
Гавейн судорожно сглотнул.
И когда это трибун, прибывший в Брундизий всего два часа назад, успел отыскать Парсифаля? И как тот оказался в лупанарии? Вот же сучара! Хоть все лети в тартарары, а у него одно на уме.
– И очень тебя прошу. – Проконсул Сераписский достал из ящичка сигариллу и с блаженной улыбкой стал ее нюхать. – Не болтай о том, о чем говорил со мной. Как оправдаться перед понтификом за про вал – это моя забота. Думаю, время, чтобы все исправить, у вас еще есть.
Оставшись в одиночестве, трибун погрузился в тяжелые раздумья.
Ланселат уже давно начинал сомневаться в том, что Арторий поступил правильно, вняв советам Мерланиуса.
Слов нет, наместник Британии умен, а его затеи всегда заканчивались успехом. Но он почему-то считал себя абсолютно неуязвимым и любил играть с судьбой в опасные игры. Ланселат же полагал, что самое главное в их деле – вовремя остановиться.
Если бы правитель спросил совета у него, то он уже давно бы настоятельно просил сделать перерыв в той гонке, которая шла уже скоро пятый год. Может, нужно затаиться и всего-то подождать, когда дряхлый август покинет этот мир?
И вот теперь свежеиспеченный правитель Сераписа с тщательно подавляемым испугом спрашивал себя вслух: а могут ли они остановиться? Точнее, позволит ли им это Мерланиус.
Впрочем, ответ напрашивался сам собой.
К счастью для Гавейна, он не слышал этих панических мыслей вслух своего отца и командора, бодрым шагом направляясь к лупанарию «Лев и кастрюля».
О-о, у рыцаря были на сей счет далеко идущие планы!
Ночь, вернее предутренний час, когда над землей еще царит темнота, но звезды уже начинают гаснуть в бледнеющем небе, выдалась у Мерланиуса беспокойной.
Он стоял в холодном мрачном подземелье, сжимая свой посох. Тот светился и сиял, бросая неяркие отблески на алтарь.
Владыка Стоячих Камней вытянул руку, и мертвенный отблеск пробежал по чешуйчатой коже застывшего на каменном полу гигантского существа.
Окажись тут Стратопедавт, он, пожалуй, решил бы, что перед ним еще одна древняя тварь, которую его Учитель пробудил от тысячелетнего сна.
И ошибся бы, ибо такие существа никогда не обитали на Гебе, да и нигде вообще. Это было целиком и полностью творение верховного понтифика Британии.
Исполин шевельнулся.
Его огромное тело сгибалось еще с трудом, руки дрожали, челюсть отвисла, придав лицу странное выражение: казалось, он изумленно уставился куда-то вдаль, хотя перед ним была лишь сырая и темная стена грота.
Торопливо захлопали жаберные крышки на бычьей шее, затем сипло, как кузнечные мехи, задышали легкие.