Серебряный шпиль

Голдсборо Роберт

Так я вошла в «кружок веры», но уже на первом собрании я смогла почувствовать, что Рой категорически против этого, хотя причины его недовольства не могу понять до сих пор.

— Вы никогда его не спрашивали?

— Нет. Я всегда старалась по-своему избегать конфликтов. Но мне кажется, что это каким-то образом связано с моим замужеством. Рой знал первую жену Сэма, и, может быть, по его меркам я была значительно ниже ее. Не исключено, что он не одобрял моего образа жизни до того, как я открыла путь к Господу, и его чувства в таком случае легко понять. Рой и я редко разговаривали друг с другом, ограничиваясь ничего

не значащими словами вроде: «Привет. Прекрасная погода, не правда ли?» Как-то, примерно месяцев восемь тому назад, я сортировала по конвертам нашу корреспонденцию в одном из свободных помещений — я занимаюсь этим раза два в неделю, когда храму требуется дополнительная пара рук. Дверь оставалась открытой, а по коридору проходил Рой. Увидев меня, он вошел, прикрыв за собой дверь.

— Не совсем понятный поступок, учитывая сложившиеся между вами отношения?

— Весьма. И это изумило меня. Он подошел к столу, мрачно взглянул на меня сверху вниз и сурово спросил: «Как вы уживаетесь с Марли?» Я не поняла, куда он клонит, и ответила: «Прекрасно». — «Еще бы, — произнес он отвратительным тоном. — Бедный, бедный Сэм». Тут я, конечно, уловила, на что он намекает — иногда я туго соображаю, поднялась из-за стола и громко спросила, что он, собственно, имеет в виду. Я вся дрожала, с трудом сдерживаясь от слез. Но он лишь ухмыльнулся, фыркнул и ушел. Это было ужасно.

— Просто так, для справки, каков характер ваших отношений с Марли Вилкинсоном?

Карола мрачно кивнула и произнесла:

— Уместный вопрос. Марли великолепный хормейстер — немного жесткий, но прекрасный. И наши отношения — это только отношения дирижера и певицы, не более того. Не хочу, чтобы вы подумали, будто я хвастаю, но он счастлив видеть меня в хоре. Во-первых, я действительно хорошо пою, и во-вторых, ему не приходится мне платить, что весьма полезно для бюджета. В нашем хоре работают несколько платных солистов, но я в их число не вхожу. Я миссис Карола Риз и хочу оставаться только ею. Мне нравится петь — в том числе и соло, — но только на добровольной основе.

— Вы передали мужу слова Мида?

Отведя взгляд в сторону, Карола сказала:

— Нет... никогда. Я уже говорила, что не люблю конфликтов, и мне не хотелось огорчать его. Я готова на все, лишь бы избавить его от любых неприятностей.

— А если бы вы сказали, он поверил бы в вашу невиновность?

Держа чашку двумя руками, Карола нерешительно взглянула мне в глаза.

— Да, я... почти уверена, что поверил бы, — тихо сказала она. — Я хотела сказать ему, но потом решила действовать обходным путем. Несколько раз я спрашивала, не провожу ли я, по его мнению, чересчур много времени в хоре, и он постоянно отвечал что-то в таком роде: «Нет, если ты, конечно, не слишком там устаешь». Ему нравилось, что я пою, и он гордился моим вкладом в общее дело.

— Не говорил ли Мид Вилкинсону нечто подобное тому, что сказал вам?

— Насколько я знаю, нет. Не могу представить, что бы Марли промолчал, услышав такое. Он наверняка зачитал бы Рою акт об объявлении войны и тут же отправился бы к Барни, чтобы сообщить об этом.

— Кому-нибудь, кроме вас, было известно о словах Мида?

— Не думаю, хотя я все время опасалась, что обо всем узнают — хотя на самом деле узнавать было нечего.

— Как вы думаете, почему Мид решил сказать это?

Она

пожала плечами и покачала головой.

— Не знаю. Конечно, он был не очень приятным человеком и...

Ее глаза расширились, словно она увидела привидение, и конец фразы повис в воздухе. Обернувшись, я увидел высокого широкоплечего парня с беспорядочной гривой курчавых темных волос. Было заметно, что он уже успел где-то перебрать. Он таращился на Каролу, изумленно моргая.

— Будь я проклят, — заплетающимся языком выговорил он, — если это не наша огненная певичка собственной персоной. Боже, сколько же времени я не видел тебя, детка. Вот это удача!

— Привет, Дерек, — упавшим голосом ответила она.

— Похоже, ты не больно-то рада встретить старого друга? — сказал он с ухмылкой, опираясь руками о стол и косясь на меня.

Содержание алкоголя в окружающей нас атмосфере тут же подскочило до сорока пяти градусов.

— Дерек, это Арчи Гудвин. Арчи, это Дерек Маккеи.

— Можешь не вставать, приятель, — сказал Маккей, шлепнув меня по плечу мясистой лапой. Повернувшись к Кароле, он продолжил: — Слышал, что ты смылась на Стейтен-Айленд и отхватила там какого-то попа. Это он, что ли?

Карола съежилась, откровенно желая спрятаться под стол.

— Нет, Арчи просто мой друг, — пробормотала она.

— Да, он не сильно смахивает на проповедника, — заржал Маккей. — Все ясно, бэби. Ты разом захомутала и мужа, и дружка. Славно сработано!

Я бросил на него один из самых сердитых взглядов, имеющихся в моем репертуаре.

— Послушайте, — сказал я Дереку, — почему бы вам не выйти на улицу подышать свежим воздухом? Миссис Риз и мне надо обсудить кое-какие дела.

Он заржал.

— Так, значит, она теперь миссис Риз? Держу пари, вам обоим есть о чем потолковать. О приятных делишках. И почему тебе так везет, приятель?

— Не слишком ли рано, дружок, ты приложился к веселящему соку сегодня? По-моему, тебе пора сваливать, — сказал я, поднимаясь на ноги.

Он был дюйма на два выше меня и примерно на столько же превосходил длиной рук. Но Дерек пребывал под градусом, и это создало у меня ложное ощущение безопасности. Когда он нанес удар правой, я запоздал с реакцией, и его кулак врезался мне в скулу, отбросив меня назад. Парочка из соседней кабинки и старикан вскочили со своих мест и откатились на безопасное расстояние, официантка же, открыв рот, взирала на нас из-за стойки.

Я сграбастал правую руку Маккея и, вывернув ее одним быстрым движением, взял в замок, точно так, как учат все руководства по рукопашной борьбе. Он взвыл и наградил меня парочкой весьма ярких эпитетов, я же тем временем повел его к дверям, приговаривая:

— Пойдем, дружок, на улицу, посмотрим, какая сегодня погода.

Я толкал его перед собой, так, чтобы на меня не попала мерзость, капающая из его пасти.

— Есть два возможных исхода, приятель, — продолжил я, когда мы оказались на тротуаре. — С одной стороны, я могу посмотреть, как далеко завернется твоя рука, прежде чем сломается, а с другой — могу ее отпустить, и ты пойдешь дальше, как будто ничего не случилось. Но если я тебя отпущу, а ты попытаешься совершить очередную глупость, то имей в виду — окажешься на асфальте быстрее, чем успеешь произнести свое самое любимое нехорошее слово. — Для убедительности я слегка дернул его лапу.