Серебряный вариант (Романы, повесть)
Шрифт:
Пасква, должно быть ожидавший, что мы напомним ему о встречах и на пароходе, и в лесной хижине, явно доволен. Очевидно, он понял: мы не собираемся уточнять его связи с Мердоком. И то, что, рассказывая о перестрелке в Сильвервилле, я не упомянул о Мердоке, он, конечно, тоже заметил.
— Вот этого парня, — говорит он, поглядывая на меня, — я вспоминаю как будто. Был такой пистолетный шумок в Сильвервилле. Но то, что он узнал меня в баре «Аполло», — брехня. Не был я в этом трактирчике. Играл в тот вечер в карты с приятелями.
— С
— Я уже сказал на допросе в Вудвилле.
— Повторите.
— С Эдом Химом и Лансье по кличке Меченый. В покер играли до утра. Допросите обоих — подтвердят.
— Допросим. Но оба ваших свидетеля — бывшие уголовники. У каждого не меньше трех лет заключения. Ненадежное алиби, Пасква.
— А это уж суд решит.
— Пока еще идет следствие.
— Вот я и отвечаю. В «Аполло» не был. Никого не убивал. Все.
Следователь вынимает из папки мятый черный платок и передает его одному из присутствующих в камере полицейских.
— Завяжите ему платок. Не туго, а так, чтобы платок мог съехать в ту или иную сторону.
Полицейский завязывает платок под глазами Пасквы.
— Сдвинуть направо или налево? — спрашивает он.
Я делаю это сам.
— Вот так, — оборачиваюсь я к Маису. — Можно узнать?
— Можно, — соглашается Маис.
— Мы и узнали.
— И все-таки в «Аполло» я не был! — нагло смеется Пасква. — И никого не убивал. Не докажете.
— Уведите, — приказывает полицейским следователь.
Позже мы все трое встречаемся у Бойля.
— Опознали? — интересуется он.
— Опознали, — подтверждает Маис.
— А почему такие кислые? Отрицает?
— Все. Твердит, что не был в тот вечер в «Аполло». Есть свидетели.
— Знаю. Липовые свидетели. И алиби липовое.
— Надо это еще доказать. Присяжные могут и не учесть прошлого свидетелей Пасквы, — со вздохом говорит следователь. — А в настоящем против них у нас ничего нет. Игра в карты и выпивка не повлияют на алиби.
— Я предполагал нечто подобное, — рассуждает Бойль. — Но для присяжных эти свидетели надежнее. — Он делает кивок в нашу с Мартином сторону. — У них больше авторитета. Один — советник всеми уважаемого сенатора, другой корреспондент распространенной газеты. И у адвокатов Пасквы ничего не найдется, чтобы их как-то и в чем-то скомпрометировать. Так что будем надеяться, джентльмены.
— Паскву собирается защищать адвокатская контора «Бернс и Тардье», как бы вскользь замечает следователь, — крупная фирма.
Бойль хитро подмигивает мне, и я сразу понимаю, на кого работает эта фирма. Значит, впереди еще одна схватка с Мердоком. Но состоится ли она? Не знаю. Если удастся мой «серебряный вариант» и Уэнделл нажмет на Бойля, никакого суда не будет. Паскву ликвидируют свои же по приказу Мердока. Только отдаст он такой приказ или нет?
Именно этот вопрос и задает мне Мартин, когда мы с ним встретились на другой день
— Нужно вовремя сообщить ему, что Пасква освобожден без всяких на то оснований. Мердок непременно свяжет это с полицейским налетом на его лесную «берлогу».
— Но если «берлога» действительно принадлежит ему, то опасность угрожает не только Паскве.
— Мердок не стал бы хранить серебро в своей хижине, — говорю я. Вероятно, она куплена на чужое имя — может быть, того же Пасквы.
— Ну а вдруг Мердок раскусит твою игру?
— Трудно. Слишком хорошо она закодирована.
— А все-таки? Ведь мы гостили в этой «берлоге».
— Риск есть, — соглашаюсь я. — Тогда ликвидировать будут нас, а не Паскву.
— Тебя не посмеют.
— Почему? Ночная выходка какого-нибудь «пистолетника». Бойль даже следов не найдет.
— Найдет Уэнделл. Цену Мердоку он теперь знает. И у него тоже своя газета. Только влиятельнее.
— Нас с тобой, Дон, к этому времени уже похоронят. Кстати, где здесь хоронят?
— Католиков на кладбище аббатства Святого Петра, евангелистов где-то на севере за Городом. У католиков я был. Хоронят торжественно, с аббатами в парадном облачении и с вереницей черных фиакров. Где нас похоронят, неизвестно. Мы не числимся ни в одном приходе.
— Глупо, конечно, сдохнуть в другом пространстве и времени, — вздыхаю я.
— А если обратиться к нашим галактическим невидимкам? Попроситься домой, а?
— Как?
По дороге в «Омон» мы оба молчим. Снова тот же проклятый вопрос: все ли мы познали, чтобы уже готовиться к возвращению на Землю? Я почти убежден в том, что неведомые галактисты хотят через наши умозаключения и умонастроения — словом, через наше восприятие всего здесь происходящего постичь законы развития человеческого общества. Почему они выбрали именно нас — понятно: ведь мы были первыми, кто прикоснулся к модели этого общества, первыми увидели ее недостатки. Сейчас модели, созданной галактистами, уже нет, возникло предоставленное самому себе человеческое общество, сменились поколения, установился определенный общественный строй. Это мы увидели и осознали. Но поняли ли позвавшие нас, что характер исторического процесса и не мог быть другим, — не знаю. Может, что-то ими недопонято и недооценено, и нам придется еще многое увидеть и оценить? Если надо, так подождем…
Я не делюсь с Мартином своими мыслями, он со мной тоже. Но молчание явно затянулось — мы уже пришли в гостиницу.
— Сменим тему, — говорю я. — Мы пока здесь и будем делать то, что задумали.
— «Серебряный вариант»?
— Да.
— Письмо Бойлю?
— Да.
— Предлагаю решение, — говорит Мартин, — не вырезать никаких слов из газет. Просто я напишу левой рукой. Умею писать обеими.
— А почерки схожи?
— В том-то и дело, что нет. Даже специалисты-графологи удивлялись.