Серебряный век. Лирика (сборник)

Коллектив авторов

Нить Ариадны

Вперяю взор, бессильно жадный: Везде кругом сырая мгла. Каким путем нить Ариадны Меня до бездны довела? Я помню сходы и проходы, И зал круги, и лестниц винт, Из мира солнца и свободы Вступил я, дерзкий, в лабиринт. В руках я нес клубок царевны, Я шел и пел; тянулась нить. Я счастлив был, что жар полдневный В подземной тьме могу избыть. И, видев странные чертоги И посмотрев на чудеса, Я повернул на полдороге, Чтоб выйти вновь под небеса, Чтоб после тайн безлюдной ночи Меня ласкала синева, Чтоб целовать подругу в очи, Прочтя заветные слова… И долго я бежал по нити И ждал: пахнет весна и свет. Но воздух был всё ядовитей И гуще тьма… Вдруг нити – нет. И я один в беззвучном зале. Мой факел пальцы мне обжег. Завесой сумерки упали. В бездонном

мраке нет дорог. Я, путешественник случайный, На подвиг трудный обречен. Мстит лабиринт! Святые тайны Не выдает пришельцам он. 28 октября 1902

Блудный сын

Так отрок Библии, безумный расточитель… Пушкин

Ужели, перешедши реки, Завижу я мой отчий дом И упаду, как отрок некий, Повергнут скорбью и стыдом! Я уходил, исполнен веры, Как лучник опытный на лов, Мне снились тирские гетеры И сонм сидонских мудрецов. И вот, что грезилось, всё было: Я видел все, всего достиг. И сердце жгучих ласк вкусило, И ум речей, мудрее книг. Но, расточив свои богатства И кубки всех отрав испив, Как вор, свершивший святотатство, Бежал я в мир лесов и нив. Я одиночество, как благо, Приветствовал в ночной тиши, И трав серебряная влага Была бальзамом для души. И вдруг таким недостижимым Представился мне дом родной, С его всходящим тихо дымом Над высыхающей рекой! Где в годы ласкового детства Святыней чувств владел и я, – Мной расточенное наследство На ярком пире бытия! О, если б было вновь возможно На мир лицом к лицу взглянуть И безраздумно, бестревожно В мгновеньях жизни потонуть! Январь 1903

КИНЖАЛ

Иль никогда на голос мщенья Из золотых ножон не вырвешь свой клинок…

М. Лермонтов

Из ножен вырван он и блещет вам в глаза, Как и в былые дни, отточенный и острый. Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза, И песня с бурей вечно сестры. Когда не видел я ни дерзости, ни сил, Когда все под ярмом клонили молча выи, Я уходил в страну молчанья и могил, В века, загадочно былые. Как ненавидел я всей этой жизни строй, Позорно-мелочный, неправый, некрасивый, Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой, Не веря в робкие призывы. Но чуть заслышал я заветный зов трубы, Едва раскинулись огнистые знамена, Я – отзыв вам кричу, я – песенник борьбы, Я вторю грому с небосклона. Кинжал поэзии! Кровавый молний свет, Как прежде, пробежал по этой верной стали, И снова я с людьми, – затем, что я поэт, Затем, что молнии сверкали. 1903

Конь блед

И се конь блед и сидящий на нем,

имя ему Смерть.

Откровение, VI, 8

1

Улица была – как буря. Толпы проходили, Словно их преследовал неотвратимый Рок. Мчались омнибусы, кэбы и автомобили, Был неисчерпаем яростный людской поток. Вывески, вертясь, сверкали переменным оком С неба, с страшной высоты тридцатых этажей; В гордый гимн сливались с рокотом колес и скоком Выкрики газетчиков и щелканье бичей. Лили свет безжалостный прикованные луны, Луны, сотворенные владыками естеств. В этом свете, в этом гуле – души были юны, Души опьяневших, пьяных городом существ.

2

И внезапно – в эту бурю, в этот адский шепот, В этот воплотившийся в земные формы бред, Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот, Заглушая гулы, говор, грохоты карет. Показался с поворота всадник огнеликий, Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах. В воздухе еще дрожали – отголоски, крики, Но мгновенье было – трепет, взоры были – страх! Был у всадника в руках развитый длинный свиток, Огненные буквы возвещали имя: Смерть… Полосами яркими, как пряжей пышных ниток, В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.

3

И в великом ужасе, скрывая лица, – люди То бессмысленно взывали: «Горе! с нами бог!», То, упав на мостовую, бились в общей груде… Звери морды прятали, в смятенье, между ног. Только женщина, пришедшая сюда для сбыта Красоты своей, в восторге бросилась к коню, Плача целовала лошадиные копыта, Руки простирала к огневеющему дню. Да еще безумный, убежавший из больницы, Выскочил, растерзанный, пронзительно крича: «Люди! Вы ль не узнаете божией десницы! Сгибнет четверть вас – от мора, глада и меча!»

4

Но восторг и ужас длились – краткое мгновенье. Через миг в толпе смятенной не стоял никто: Набежало с улиц смежных новое движенье, Было всё обычным светом ярко залито. И никто не мог ответить, в буре многошумной, Было ль то виденье свыше или сон пустой. Только женщина из зал веселья да безумный Все стремили руки за исчезнувшей мечтой. Но и их решительно людские волны смыли, Как слова ненужные из позабытых строк. Мчались омнибусы, кэбы и автомобили, Был неисчерпаем яростный людской поток. Июль – декабрь 1903–1904

«Воздух становится синим…»

Воздух становится синим, Словно разреженный дым… Час упоительно мирный Мы успокоенно минем, Близясь к часам роковым. Выгнулся

купол эфирный; Движется мерно с Востока Тень от ночного крыла; В бездне бездонно-глубокой Всё откровенное тонет, Всюду – лишь ровная мгла. Морю ли ставить препоны Валом бессильных огней? Черные всадники гонят Черных быков миллионы, – Стадо полночных теней! 1904

Сумерки

Горят электричеством луны На выгнутых длинных стеблях; Звенят телеграфные струны В незримых и нежных руках; Круги циферблатов янтарных Волшебно зажглись над толпой, И жаждущих плит тротуарных Коснулся прохладный покой. Под сетью пленительно зыбкой Притих отуманенный сквер, И вечер целует с улыбкой В глаза – проходящих гетер. Как тихие звуки клавира – Далекие ропоты дня… О сумерки! милостью мира Опять упоите меня! 5 мая 1906

Хвала человеку

Молодой моряк вселенной, Мира древний дровосек, Неуклонный, неизменный, Будь прославлен, Человек! По глухим тропам столетий Ты проходишь с топором, Целишь луком, ставишь сети, Торжествуешь над врагом! Камни, ветер, воду, пламя Ты смирил своей уздой, Взвил ликующее знамя Прямо в купол голубой. Вечно властен, вечно молод, В странах Сумрака и Льда, Петь заставил вещий молот, Залил блеском города. Сквозь пустыню и над бездной Ты провел свои пути, Чтоб нервущейся, железной Нитью землю оплести. В древних вольных Океанах, Где играли лишь киты, На стальных левиафанах Пробежал державно ты. Змея, жалившего жадно С неба выступы дубов, Изловил ты беспощадно, Неустанный зверолов. И шипя под хрупким шаром, И в стекле согнут в дугу, Он теперь, покорный чарам, Светит хитрому врагу. Царь несытый и упрямый Четырех подлунных царств, Не стыдясь, ты роешь ямы, Множишь тысячи коварств, – Но, отважный, со стихией После бьешься с грудью грудь, Чтоб еще над новой выей Петлю рабства захлестнуть. Верю, дерзкий! ты поставишь По Земле ряды ветрил. Ты своей рукой направишь Бег планеты меж светил, – И насельники вселенной, Те, чей путь ты пересек, Повторят привет священный: Будь прославлен, Человек! 1 декабря 1906

Служителю муз

Свой хор заветный водят музы Вдали от дольних зол и бед. Но ты родные Сиракузы Люби, как древле Архимед! Когда бросает ярость ветра В лицо нам вражьи знамена, – Сломай свой циркуль геометра, Прими доспех на рамена! И если враг пятой надменной На грудь страны поникшей стал, – Забудь о таинствах вселенной, Поспешно отточи кинжал! Священны миги роковые, В порыве гнева тайна есть, И лик склоняет Урания, Когда встает и кличет Месть! Пусть боги смотрят безучастно На скорбь земли: их вечен век. Но только страстное прекрасно В тебе, мгновенный человек! 1907

Век за веком

Взрывают весенние плуги Корявую кожу земли, – Чтоб осенью снежные вьюги Пустынный простор занесли. Краснеет лукаво гречиха, Синеет младенческий лен… И снова все бело и тихо, Лишь волки проходят как сон. Колеблются нивы от гула, Их топчет озлобленный бой… И снова безмолвно Микула Взрезает им грудь бороздой. А древние пращуры зорко Следят за работой сынов, Ветлой наклоняясь с пригорка, Туманом вставая с лугов. И дальше тропой неизбежной, Сквозь годы и бедствий и смут, Влечется суровый, прилежный, Веками завещанный труд. 1907

Родной язык

Мой верный друг! Мой враг коварный! Мой царь! Мой раб! Родной язык! Мои стихи – как дым алтарный! Как вызов яростный – мой крик! Ты дал мечте безумной крылья, Мечту ты путами обвил. Меня спасал в часы бессилья И сокрушал избытком сил. Как часто в тайне звуков странных И в потаенном смысле слов Я обретал напев – нежданных, Овладевавших мной стихов! Но часто, радостью измучен Иль тихой упоен тоской, Я тщетно ждал, чтоб был созвучен С душой дрожащей – отзвук твой! Ты ждешь, подобен великану. Я пред тобой склонен лицом. И все ж бороться не устану Я, как Израиль с Божеством! Нет грани моему упорству. Ты – в вечности, я – в кратких днях, Но все ж, как магу, мне покорствуй, Иль обрати безумца в прах! Твои богатства, по наследству, Я, дерзкий, требую себе. Призыв бросаю, – ты ответствуй, Иду, – ты будь готов к борьбе! Но, побежден иль победитель, Равно паду я пред тобой: Ты – мститель мой, ты – мой спаситель, Твой мир – навек моя обитель, Твой голос – небо надо мной! 31 декабря 1911