Серебряный змей в корнях сосны – 3
Шрифт:
– Глупые люди, – с презрением процедил Хизаши. – Вы правда собираетесь становиться оммёдзи? Да вы не способны даже увидеть то, что смотрит прямо на вас.
Скулы и шея Мадоки покраснели от ярости, он так сильно сжал палку, что дерево хрустнуло под его пальцами.
– Да как ты смеешь так с нами разговаривать?! – прорычал он. – Чем таким ты лучше нас, а? Машешь тут веером, как девица какая. Был бы у тебя меч, я бы тебя еще послушал!
Хизаши перевел взгляд на Кенту, и щеки против воли вспыхнули.
– Я… – начал он, заикаясь. Стыдно было не только перед Мацумото, но и перед самим
Хизаши молчал, и Кента набрал в грудь побольше воздуха и решился – если он сейчас просто перевалит решение на чужие плечи, весь его путь, вся его гордость, надежды матери не будут стоить и одного мона.
– Ёкаи коварны и принимают разные образы, но они материальны. Их не развеешь в дым. – Он немного осмелел и продолжил быстрее: – Думаю, это призрак или… Да, это наверняка злой дух. Он нас преследовал, вместе и по отдельности, но не нападал, как будто ему был нужен кто-то конкретный. Это… Должно быть, онрё?
Он все-таки засомневался под конец. Мстящие духи – то, о чем он лишь слышал, и первое, что пришло в голову.
Хизаши прищурился и еще немного помолчал, прежде чем сказать:
– Верно. Это онрё, известная тем, что не просто убивает своих обидчиков, но преследует их и изводит страхом. Кто-то из нас четверых жертва онрё.
– Так почему не ты? – спросил Мадока.
– Это случилось, лишь когда мы пришли в Ямаситу и попали в толпу. По-моему, все и так понятно. Тот, кто только что пришел, не может быть обидчиком онрё. Я и Куматани ни при чем.
– Э? – растерялся Мадока. – Тогда почему не я?
Хизаши все-таки закатил глаза, и ответить пришлось Кенте.
– Ты сказал, что собираешься поступать в Дзисин, выходит, ты тоже в городе человек новый и едва ли успел нанести кому-то смертельную обиду.
– Со мной-то все понятно, а вот он, – Мадока указал палкой на Мацумото, – может и лгать. Как хорошо ты его знаешь, а? Он не похож на честного человека.
Хизаши отвернулся и сделал вид, что обвинения его не касаются, даже веером начал обмахиваться так расслабленно, будто не вступал недавно в схватку с мстящим духом. Кента перевел взгляд на все еще красного Мадоку, а с него…
– Где Умэко?
Девушка исчезла, точнее убежала – ее маленькие следы то тут, то там проступали на не до конца сметенном снеге. Вот глупая! Кента мигом забыл об их споре и побежал за ней. Следы вскоре пропали, но где-то в лабиринте улочек слышалось отдаленное эхо торопливых шагов. В волнении Кента забыл фонарик, и стоило остановиться, как темнота навалилась со всех сторон, стало холодно и тревожно. Кента пробормотал молитву, которой в детстве научила его мама. Простые слова могли успокоить разве что малышей, но теплом отозвались в груди, и Кента пошел вперед без прежнего страха. Умэко была совсем юной, почти ребенок, одна, напуганная и несправедливо обвиненная. Кента обязан успокоить ее и защитить от нападок, ведь он верил, что она не повинна в их бедственном положении.
Но тогда кто же?
Вдруг ужас охватил все тело, и вместе с ним пришло понимание – это он. Он – жертва онрё, жертва несчастной Айко, забитой камнями, точно дикое животное за его слова. Если бы он просто мог тогда промолчать…
Руки опустились,
А потом сквозь дымчатый силуэт, зависший перед ним, проступил Хизаши и синий фонарик в его руке. Что-то дрогнуло внутри, воспротивилось судьбе.
«Айко бы не стала такой. Она бы не ответила злом на зло».
Хизаши подбросил фонарик в воздух и рассек кромкой веера, будто это и не веер вовсе, а смертоносное оружие. Синее пламя вырвалось из бумажного плена и рассыпалось десятками искр, словно звезды из небесного ковша. Их мельтешение отвлекло онрё, и Кента рискнул – бросился к Хизаши, чудом проскочив мимо беснующегося духа. Хизаши цепко схватил его за запястье и притянул к себе, одновременно с этим что-то бормоча под нос. И как только Кента столкнулся с ним, все вокруг стихло и будто поблекло.
Мацумото замолчал и, выдохнув, отпустил руку Кенты.
– Ты идиот! – заявил он. – Если бы я знал, сколько бед с тобой хлебну, то…
Он не договорил и отвернулся.
– Онрё напала на меня, потому что я виноват, – сказал Кента уже не так уверенно.
– Все люди в чем-то виноваты, – отозвался Хизаши, – даже ты не исключение.
– Но…
– Но не в этом случае. Скажи, дух показался тебе странным?
– Странным? – Кента прежде не сталкивался с онрё и не знал, что в ней должно было натолкнуть на подобную мысль. – Я не уверен. Я… Хотя нет, ее глаза. Она слепа.
Мацумото хлопнул в ладоши с так неуместным сейчас весельем.
– Тогда все ясно. Онрё сильны, а эта сильна в десятки раз, но она не может преследовать свою жертву, не видя ее. Ее вело что-то другое.
Кента наконец успокоился достаточно, чтобы заметить – их всего двое.
– Где Мадока и Умэко?
– Дурень помчался спасать девчонку, – ответил Хизаши, – но забудь о них. Мы выяснили, что онрё нужен ты. Так что пока мы стоим без дела в защитном круге, подумай, пожалуйста, почему она перепутала свою жертву именно с тобой?
За пределами невидимого барьера в круговерти снежинок металась онрё. Злой дух был похож на полупрозрачную женщину с косматой седой головой и лицом мертвеца, ее руки длиннее, чем надо, а растопыренные пальцы венчались загнутыми когтями, ниже пояса ее тело истончалось в дым, как у всех юрэй. Она была страшной, это несомненно, но вместе с ужасом вызывала и жалость – именно так чувствовал Кента. Быть обиженной настолько, что даже в смерти не находить покоя. Преследуя обидчика, изводя его день за днем, разве не изводит она и саму себя тоже?