Серебряный змей в корнях сосны
Шрифт:
– Аааа! – протяжно закричала Ацуко. – Я не хочу! Я не хочу!
Щупальца черного дыма сомкнули кольца вокруг нее, и женщина зашлась воплем боли. Страх был почти осязаем, он стягивал кожу застывшим воском и забивал горло. Хизаши толкнул Сасаки к выходу, а Мадока выставил перед собой длинный меч, готовый к сражению.
Однако никому больше не пришлось пускать в ход оружие и магию. Ацуко завыла, а потом выхватила простой охотничий нож и вонзила себе в живот. Стены святилища сотряслись, и вместе с кровью, покидающей женское тело, слабела и сила демона. Он не получил ту жертву, что была ему обещана, вместо этого смерть призывающей навсегда закрыла для него эту дверь в смертный мир.
Хизаши
Все закончилось.
– Доволен? – спросил Кента и убрал меч в ножны. – Такого исхода ты хотел?
Учида не ответил, и в его глазах отражалась лужа крови, яркая, как пламя, и так же быстро гаснущая, как жизнь, которую она с собой уносила. Куматани опустился на колени перед Ацуко и взял за испачканную в красном тонкую кисть.
– Мой ребенок… – прошептала женщина. – Мой Осаму… Он…
– Он жив, – Кента сильнее стиснул слабеющую руку.
– Хорошо. Я ошиблась. Я… я так ошиблась.
– Ацуко!
Хизаши посторонился, пропуская старосту. Он упал на колени рядом с Кентой, роняя слезы.
– Ацуко! Почему мы не остановились раньше? Почему все зашло так далеко?
– Он обещал помочь, велел молиться своему богу, – прошептала женщина, и ее глаза медленно стекленели. – Но я ошиблась. Я так… так…
Хизаши отвернулся, вдруг ощутив ужас оборвавшейся жизни – чужой, ничего для него не значащей, никчемной жизни. Но сердце больно сдавило, будто напоминая, что и его жизнь теперь конечна, и он теперь стоит на одной чаше весов с этой женщиной. Отвращение пополам с отчаянием наполнило его грудь, и он поспешно покинул святилище и остановился только под старой торией.
Где есть жизнь, непременно будет и смерть. Для Хизаши это не было откровением, однако он впервые почувствовал, что на самом деле означает быть человеком. И ему совсем не понравилось.
– Мацумото! Эй, Мацумото!
Хизаши вернул на лицо легкую полуулыбку и повернулся к Мадоке. Казалось, тот был смущен чем-то.
– Я подумал, Куматани там и сам справится, да? – спросил он, не будучи заинтересованным в честном ответе. – Знаешь, это все так неправильно. Женщины не должны заниматься местью.
– Даже если их родных разрубают на куски и закапывают в грязи в разных местах?
Мадока насупился, скрывая испуг.
– Месть не женское дело. Женщина должна нести жизнь, а не забирать.
– Много ты знаешь, – фыркнул Хизаши и посмотрел ему за плечо. По тропинке спускалась целая процессия, во главе Куматани с телом Ацуко на спине, за ним понуро брел староста, чуть позади Сасаки с ребенком, а Учида отстал сильнее всех, хмурый и отстраненный даже больше, чем в тот момент, когда впервые вошел в дом на окраине деревни.
– Ито-сан хочет нам кое-что рассказать, – сообщил Куматани и устало улыбнулся. – Мы все хорошо поработали, пора вернуться в деревню и узнать, как все произошло.
Хизаши пропустил их, но не стал дожидаться Учиду. Злорадствовать над ним вдруг стало совсем не интересно.
Марико-тян разлила по чашкам травяной отвар и ушла. Хизаши лично повесил над входом печать тишины и так и остался стоять возле двери. Дом старосты Ито пах горько – сухой полынью – и сладко – давней болезнью. Хизаши почувствовал это только сейчас.
– Прошу, садитесь и послушайте старика, – попросил Ито-сан, взял в руки чашку, но не сумел удержать. Несколько горячих капель обожгли дрожащие пальцы. – После моя судьба и судьба моей семьи будет в ваших руках.
Учида сидел в стороне и тоже не притрагивался к чаю. Хизаши наблюдал за его гордым профилем и гадал, по какой причине фусинец все еще здесь, а не пишет доклад в школу, обвиняя Дзисин во вмешательстве. Может, он собирается сделать
– Прошлое лето выдалось засушливым, не то, что нынешнее. Ни капли дождя не упало на землю, и урожай было не спасти. Даймё требовал плату, люди голодали, молитвы к ками оставались неуслышанными. В то время многие мужчины отчаивались и шли на дорогу, чтобы прокормить жен и детей. Ямада Юдзиро, мой добрый друг, тоже ушел грабить проезжающих мимо деревни, да только неподходящим оказался он для этого человеком. Так ни разу и не смог ничего добыть, а ведь дома его ждала юная дочь, Ацуко. Ей бы давно пора было замуж, но кто возьмет дочку нищего, способного лишь шить одежду и плести корзины? Ацуко всегда была доброй девочкой и не роптала, и все же… Юдзиро мечтал о другой жизни для нее.
Однажды Юдзиро пропал на несколько дней, Ацуко была сама не своя от беспокойства. И вот он вернулся и сразу пришел ко мне. Так я узнал, что он случайно стал свидетелем того, как мужчины из деревни закапывали награбленное в лесу, совсем недалеко от святилища нашего покровителя. Юдзиро не мог сразу вернуться домой, иначе его бы заметили, но после он нашел это место снова и не удержался от соблазна.
– Он раскопал клад? – спросил Мадока. – Забрал себе все?
– Нет, не все. Тогда он взял совсем немного, чтобы купить еды для себя и Ацуко. Я отговаривал его, но позже он снова сделал это, снова принес немного серебра, и на этот раз потратил его в соседней деревне, чтобы приобрести материалы для шитья. Так понемногу к концу лета торговля у него пошла в гору, у Ацуко появились красивые наряды, и парни в деревне стали на нее заглядываться. Она ведь красивая… была.
Он склонил голову и долго молчал, и никто, даже Мадока не спешили его торопить.
– Конечно, Ацуко догадывалась, что что-то тут нечисто, пыталась следить за отцом. К тому времени уже многие в Суцумэ, кому повезло меньше, с завистью и подозрением посматривали на дом Ямады. А он будто не замечал надвигающейся беды. Однажды прошел слух, будто он заключил сделку с ёкаями, и те показали ему, где искать сокровища. Люди суеверны, но те, кто уже давно замечал неладное, поняли, в чем дело. Однажды Юдзиро снова пошел откапывать чужой клад, а Ацуко побежала за ним. Спрятавшись за деревьями, она видела, как ее отца окружили мужчины из деревни и стали обвинять в воровстве. Всех их она знала, все они днем здоровались с ней, у кого сыновья подумывали к ней свататься. И вот под покровом ночи они накинулись на Юдзиро и убили его. Ацуко не выдала себя лишь потому, что потеряла дар речи и даже не смогла выкрикнуть. И один из мужчин предложил разрубить Юдзиро и спрятать тело, чтобы казалось, что он ушел торговать и пропал. Когда они принялись за дело, Ацуко не выдержала. Она добежала до святилища, чтобы найти там укрытие, но ками не спас ее, если только нельзя назвать милостью, что вместо жизни она рассталась с девичьей честью. И запомнила каждого, кто убил ее отца и мучил ее до самого рассвета, а напоследок изуродовал лицо, чтобы ей стало стыдно возвращаться в деревню. А может, надеялись, что она умрет или наложит на себя руки.
Хизаши слушал с отстраненным любопытством, тогда как уши Кенты полыхали все ярче от негодования и несправедливости. Ямада Ацуко не первая девушка с начала войны Онин, кому пришлось пережить унижение, люди жестоки друг к другу и безжалостны к тем, кто заведомо слабее. Этим они не отличаются от ёкаев, которых так страшатся.
– Но Ацуко выжила, – напомнил он.
– Она не просто выжила, – вздохнул староста. – Она понесла. Осиротевшая и лишившаяся всего, бедняжка покинула окрестности Суцумэ и вернулась недавно с младенцем за спиной. Сказала, что добрый человек прочитал ее будущее по костям и подсказал, как свершить возмездие.