Серенада для Черного колдуна
Шрифт:
Не скрывая облегчения, я кивнул. Впрочем, султан уже не смотрел в мою сторону, полностью уйдя в свои мысли.
– Я могу идти, мой господин?
– спустя несколько минут молчания подал голос я.
– Да. То есть, нет. Погоди… – Поднявшись с обитого шёлком сидения, Акио стал суетливо перебирать бумажные свитки, что ворохом лежали на его рабочем столе. – Где же это? А! Нашёл! – Пронзил меня торжествующим взглядом. – Нам стало известно о случае воистину прискорбном.
Я мысленно закатил глаза. Правитель говорил о себе во множественном числе лишь в двух случаях:
– Я слушаю, мой повелитель, - почтительно склонил голову я.
– Достопочтенный кеиичи Шай, чьи предки славно послужили моему роду, пишет, - кио опустил глаза к свитку и прочитал:
– «Жестокий шерх охотится в пруду подданных великого султaна Акио, да продлят его дни всесильные боги Земли. Безжалостнo режет немощных, уносит в тёмную Бездну жён и детей. сирoтевшие дома моего кхана* смотрят на мир чёрными окнами. Молю своего правителя о помощи...» Ну и дальше по тексту. Что скажешь?
Что скажу? Например, что нужно издать закон, запрещающий писать доносы и жалобы в таком стиле. Нужно семи пядей во лбу быть, что бы понять, о чём тот или иной писака пишет. Что же касается конкретного случая,то речь может идти о чём угодно, начиная с браконьерства и заканчивая…
– Кеиичи Шай? Прошу прощения, великий. Это какой кхан? Не тот ли, что граничит с Цигрой?
Султан с довольной ухмылкой кивнул и одновременно скосил взгляд в записку, которая прилагалась к письму. Ну, всё ясно. Визирь уже успел сделать заключение по делу, читай, продраться сквозь дебри эпистолярного жанра и в двух словах объяснить суть проблемы. Отсюда вывод: не взбрыкни я с Представлением, не было бы этого бессмысленного экзамена… Хотя не так уж он на поверку и сложен, как виделось с первого взгляда.
– В таком случае рискну предположить, что речь идёт об участившихся в последние пять лет случаях похищения молодых женщин и детей. Так называемое движение чёрных мэсанов, я имел честь докладывать об этом светлейшему султану и пресветлому визирю. Несколько раз.
Несколько десятков раз, уж если на то пошло, но либо первый советник султана отказывался визировать проблему, либо султан обвинял меня в том, что я из корьки пытаюсь мау сделать, а в результате расследование топталось на месте, потому что даже я со всеми своими полномочиями не могу действовать вопреки запрету правителя. Ну, то есть если визирь не прикажет обратного.
А он пока не приказывал. И в этoм вся странность…
– Чёрные мэсаны? – кио еще раз сверился с запиской визиря. – С чего вдруг такие выводы?
– Я недоуменно моргнул. А какие ещё, во имя Глубинных? – азве это е просьба разобраться с зарвавшимися браконьерами?
– Да?
– Я с сомнением посмотрел на свиток, а потом затолкал поглубже в глотку торжество и покаянно повесил голову. Раз по–другому не получается… Кто я такой, что бы отказываться от таких шансов?
– А вообще, да! И как я сразу не заметил? Не иначе как даёт о себе знать бессонная ночь и скоропалительная свадьба… Правитель
Султан снисходительно улыбнулся.
– Ну, а зачем бы еще я стал тебе зачитывать это письмо? Разве не твоя задача решать вопросы подобного толка?
«Разбираться с браконьерами? Конечно, моя! Чья же ещё?» – с горечью подумал я.
– Ваша правда… – торопливо согласился и подсунул султану под подпись свиток. – Вот тут вот, светлейший, короткий росчерк: «Вопрос государственного значеия».
Акио расписался и, вздыхая так, словно телеги с мешками муки разгружает, снял с безымянного пальца кольцо. Я услужливо подержал над свечкой трубочку сургуча, пока на страницу не накапала небольшая тёмная лужица.
– Вот ничего без меня сделать не могут! – Султан поставил печать и, обиженно надув губы, посмотрел на меня.
– Мой правитель. – В который раз за встречу я опустил очи долу.
– На то вы и великий, что бы направлять своих слуг.
Немного лести, приправленной подобострастием,и правитель самой большой земли в мире снова в отличном настроении…
– И впредь не советую об этом забывать, - благосклонная улыбка, движение руки, позволяющее мне уйти,и пара слов напоследок:
– А с женой всё равно поторопись. Очеь мне не хочется пять седмиц ждать. Да и Нянюшка Най мечтает увидеть её в карее.
– Да, мой правитель.
О том, что я надеюсь управиться за пару дней, я благоразумно промолчал: не мальчик уже, чтобы от форы отказываться.
Не мальчик, но в спальне, кажется, придётся делать ремонт. Как-то я погорячился, когда понял, что молодая жена каким-то немыслимым образом умудрилась снять ментальный приказ (поймаю, обязательно расспрошу супружницу на этот предмет) и сбежала , не оставив следа.
А я даже имени её не знаю!
Впрочем, вопрос с именем я решил довольно быстро. Ну, как быстро? Как только перестал крошить мебель и торопливо залечил ссадины на кулаках, мысленно проклиная собственное скудоумие. Ну, кто? Кто, спрашивается, оставляет жену в первую брачную ночь запертой в спальне наедине с лёгким ужином и собственными мыслями, а сам бежит проверять, как там поживает новый артефакт собственного изобретения? Я знаю, кто. Моржья задница и гнилой член острозуба.
И по боку, что я не планировал задрать Синеглазке юбку в первую же ночь, нужно было остаться хотя бы для того, чтобы поговорить… Может,тогда я не чувствовал бы себя так хреново, и совесть к глубинным моргам не изъела всё моё нутро,и зубы от ярости не стёрлись бы до корней. И мебель в спальне бы тое выжила…
А уж как на меня посмотрела Гудрун, когда я вкратце объяснил, что в моей опочивальне – случайно! – произошло небольшое недоразумение вроде магического выплеска, и там теперь надо всё убрать… И заказать новую мебель. И стекольщика. И, пожалуй, плотника в том числе, потому что паркет тоже немножко пострадал… Нет, такого выражения лица у моей домоправительницы не было никогда, даже в те дни, когда я работал над амулетом, не позволяющим женщине забеременеть,и девицы лёгкого поведения бегали за мной пачками…