Серьёзные забавы
Шрифт:
Неожиданно весьма нелепое заявление сделал Эрендел Эсдейл, один из известных в стране библиотекарей. Оно было напечатано в ноябре 1937 года в «Лайбрери ассошиэйшн рекорд»:
«…вероятно, мы так и не узнаем, кто же был фальсификатором, да это теперь и не важно…»
Более чем странное заявление для столь уважаемого специалиста, особенно если учесть, что подделки Уайза не только нанесли ущерб всем тем, кто их приобрел, но и посеяли сомнение в подлинности других книг.
Предполагалось, что после смерти Уайза его обширная библиотека станет национальным достоянием, сам владелец неоднократно намекал на это, однако его завещание такой щедростью не отличалось. Уайз выразил в нем сожаление, что в связи с высокими налогами на наследство завещатель, хотя и не может выполнить свое первоначальное намерение, но оставляет жене указания продать библиотеку, назначив цену по своему усмотрению, при этом право первого выбора предоставить Британскому музею. Ни при каких обстоятельствах собрание не может быть отправлено в Соединенные Штаты для продажи с аукциона. Начались переговоры с представителями Британского музея, и было достигнуто соглашение о цене: по требованию миссис Уайз цену не огласили, но известно было, что она значительно ниже реальной стоимости библиотеки. Однако
После разоблачения Уайза в упоминавшемся «Расследовании…» у многих возник один и тот же вопрос: зачем он это сделал? Джордж Бернард Шоу высказал мнение, что Уайз выпускал свои подделки ради шутки, а книготорговцы принимали их всерьез. Тогда Уайз, в насмешку над их невежеством, стал выпускать все новые и новые подделки — ему хотелось посмотреть, когда, наконец, так называемые эксперты спохватятся и поймут, что их одурачили. Однако вряд ли Шоу с его теорией попал в точку: Уайз вовсе не был любителем розыгрышей, а, кроме того, любители розыгрышей обычно стремятся к публичности, да и о каком розыгрыше может идти речь, когда смешно только его автору! Было и другое предположение: считали, что мотивом могла быть своеобразная месть Уайза всем этим горе-специалистам, но все же большинство склонялось к самому простому объяснению: Уайз стремился разбогатеть. Совершенно очевидно, что книги приносили ему немалый доход; несомненно и то, что в молодости он постоянно нуждался в деньгах, которые нужны были ему на покупку все новых и новых книг, чтобы пополнять свою библиотеку.
Томас Джеймс Уайз был последним из великих мистификаторов. К несчастью для него, действовал он в эпоху стремительного развития науки. Вероятно, при обычном течении событий он унес бы свою тайну в могилу. Подозрения он вызвал у очень немногих, однако благодаря новым методам исследования удалось раскрыть самые дерзкие из литературных подделок. Томас Джеймс Уайз был фигурой уникальной — на то, что удалось ему, никто до него не отваживался. В отличие от других мистификаторов, он не создавал новых произведений, приписывая их известным авторам. Он подделывал не тексты, а сами книги. Он сыграл на струнах жадности своих собратьев, которые постоянно ищут легкой наживы и нередко даже не читают купленные книги, а лишь ждут благоприятного момента, когда цена на них подскочит и можно будет продать их подороже. Это становится совершенно очевидным, когда, купив старинную книгу, зачастую находишь ее неразрезанной — явное свидетельство того, что владельцы так и не раскрывали ее страниц. В наши дни Уайзу вряд ли удались бы подобные подделки — современная наука продолжает свое бурное развитие и после выхода книги Картера и Полларда, так что теперь нетрудно выявить практически любую подделку. И все же Томас Джеймс Уайз занял свое скромное место в литературной истории, правда, не то, на которое рассчитывал. Увы, на всякого Мудреца довольно простоты!
ГРЕК СИМОНИДИС
В феврале 1853 года к сэру Фредерику Мэддену в Британском музее подошел человек, назвался Константином Симонидисом и предложил продать музею древние рукописи. После тщательного изучения Мэдден отказался их купить: по его мнению, это были подделки. На следующий день Симонидис снова явился к Мэддену, но уже с другими рукописями, которые Мэдден признал подлинными и приобрел для музея. Рукописи эти оказались замечательными образчиками древнего письма, выполненного на пергамене [37] ; их сегодня можно увидеть в отделе рукописей Британского музея.
37
Так в источнике. Слово употребляется наравне с «пергамент». Примечание сканировщика.
Отвергнутые рукописи Симонидис предложил сэру Томасу Филлипсу, коллекционеру, столь жадному до находок, что он не был слишком придирчив к подлинности работ. Принцип его был таков: если все подвергать проверке, можно упустить что-нибудь истинно редкое или ценное, и потому он покупал все, что попадало ему в руки. Тем не менее он составил список рукописей, полученных от Симонидиса, и дал свое заключение об их подлинности. Некоторые из них оказались все же, по его мнению, подделками: они были пропитаны табачным настоем, придавшим им вид, характерный для древних рукописей. Однако целый ряд работ, которые Мэдден счел подделками, у Филлипса сомнений не вызвал. Среди них были три первые книги «Илиады», написанные на тонком пергамене необыкновенно изящным почерком. По словам Симонидиса, рукописи были собраны им в афонских монастырях, где он некоторое время жил в 1840 году. Проданные Симонидисом рукописи были весьма велики, одна из них насчитывала 770 страниц прекрасного письма. Если это и были подделки, то создание их потребовало уйму времени и терпения.
В 1851 году греческий поэт Рангавис в «Пандоре» прямо обвинил Симонидиса в изготовлении поддельных рукописей. Однако на мнение Рангависа могло повлиять
Спасаясь от нападок, Симонидис отправился во Францию и обосновался в Париже. Там он свел дружбу с графом де Марселлюсом — тот собирал материалы для своей работы о греческом поэте V века Нонне, переложившем стихами Евангелие от Иоанна. Граф просил Симонидиса помочь ему найти если не труды самого поэта, то хотя бы какие-нибудь работы о нем, и вдруг, о, чудо, — через две недели Симонидис является с биографией Нонна из считавшейся утерянной работы Деметрия Магнесийского «О соименных друг другу поэтах и писателях». Это был грубейший промах Симонидиса, поскольку Деметрий Магнесийский написал свою книгу за 600 лет до того времени, когда жил Нонн. Ошибка заключалась в том, что он спутал Деметрия Магнесийского с Дионисием, писателем VI века. Кроме того, Симонидис заявил, что нашел биографии александрийского писателя Урания, жившего в IV веке, египтянина Гора и грека Гермы. Впрочем, Симонидис, по свидетельству графа де Марселлюса, вел в Париже весьма пристойный образ жизни и продавать там свои рукописи не пытался.
В июле 1855 года Симонидис переехал в Германию, в Лейпциг, и картина резко изменилась: здесь он рискнул пустить в продажу рукописи Урания и Гермы. Одна из рукописей, «Пастырь» Гермы, не была подделкой, так как первые три листа Симонидис изъял из экземпляра монастыря св. Григория на горе Афон, а шесть других листов были копией остального текста. Спор возник из-за того, какую часть считать копией, а затем из-за расхождений между копией и оригиналом. Однако позднее, когда оставшаяся часть оригинала была обнаружена в том же монастыре, выяснилось, что критики ошибались. Другая рукопись, которую Симонидис продавал в Лейпциге, была «История Египта» Урания. Из-за жадности одного из покупателей эти рукописи навлекли на Симонидиса большие неприятности. В Лейпциге он познакомился со студентом-теологом Александром Ликургусом и жил с ним в одном доме. Симонидис давал ему исправлять некоторые греческие рукописи. Однажды Симонидис показал ему рукопись Урания, которая на самом деле была палимпсестом (текстом, написанном на пергамене после сведения первоначального текста). Симонидис решил продать этот манускрипт профессору Диндорфу за 2000 талеров. Ликургус, который не отличался познаниями в палеографии, заподозрил, что это подделка, раз пергамен использовался повторно, и счел своим долгом предупредить профессора. Ему удалось внушить Диндорфу подозрения, так что, когда Симонидис явился с рукописью, профессор попросил разрешения у Симонидиса подвергнуть ее химическому анализу. В случае, если рукопись подлинная и представляет собой палимпсест, химический анализ выявит сведенный текст. Симонидис не возражал, проверку провели, не откладывая, и она дала положительные результаты. Диндорф убедился в подлинности работы и отверг сомнения Ликургуса, решив, что они были вызваны завистью. Когда Ликургус снова стал указывать Диндорфу на некоторые сомнительные выражения в рукописи, такие, например, как «по моему мнению», то получил от профессора просто уничтожающий ответ.
Диндорф, однако, отличался жадностью. Он предложил Симонидису 2000 талеров, а сам в то же время вел переговоры с правительством Пруссии, предлагая эту рукопись за 5000 талеров. Переговоры велись через члена Берлинской академии Лепсиуса, который, в конце концов, уговорил прусского короля заплатить 5000 талеров. Но Диндорф отказался оставить рукопись в Берлине, пока не получил половину, то есть 2500 талеров, вперед, и сразу же отдал 2000 талеров Симонидису. Все прошло гладко, но в январе 1856 года события приняли другой оборот. Диндорф договорился, что рукопись издадут в Оксфорде с написанным им латинским предисловием и под заглавием: «Uranii Alexandrini de Regibus Aegyptorum Libri tres» [38] . Ho едва книгу начали печатать, буквально на другой день Диндорфу сообщили, что в Берлинской академии рукопись признана поддельной. Печатание тут же прекратили — успело выйти всего пятнадцать экземпляров. Лепсиус в Берлине заново провел химический, а Тишендорф в Лейпциге — палеографический анализ. Эти проверки, дополненные микроскопическими исследованиями, привели к тому, что Лепсиус прибыл в Лейпциг вместе с начальником полиции, который арестовал Симонидиса за мошенничество и доставил его в Берлин, чтобы привлечь к суду. К счастью для Симонидиса, берлинский суд не нашел состава преступления и постановил немедленно освободить арестованного.
38
«Три книги Урания Александрийского о египетских царях» (лат.).
Доказательства Лепсиуса были достаточно убедительны: он заявил, что обнаружил у Симонидиса несколько фальшивых (наряду с подлинными) рукописей, в том числе подлинный греческий экземпляр Урания, и ржавые гвозди, которые Симонидис, очевидно, использовал для изготовления желтых чернил. Но Симонидис утверждал, что пользовался «чернилами», только чтобы обвести неразборчивые буквы; гвозди нужны были ему для приготовления «железной воды», которую он привык пить еще в юности, найденная же у него рукопись Урания — всего лишь копия подлинника, сделанная по настоянию Диндорфа.