Сергей Дурылин: Самостояние

Торопова Виктория Николаевна

20 марта 1919 года Дурылина избрали членом Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. И в тот же день он попросил Ю. А. Олсуфьева передать его отказ: «сердце не лежит». Но взялся переписывать для Комиссии, готовить к печати опись лавры 1642 года [233] . Читает и восторгается: «Какая нежность русского делового языка XVII ст. <…> Эти дьяки были поэты „в приказах поседелые“» [234] .

233

В НИОР РГБ хранится оригинал переписанной описи — Ф. 218, а также собрание единичных поступлений — Ф. 175/1–7. В рукописи различаются три почерка: С. Н. Дурылина, Ю. А. Олсуфьева и Миши Олсуфьева.

234

Дурылин С. Н. Дневник «Троицкие записки». С. 3.

Комиссия была создана осенью 1918-го. В ней работали многие представители

известных семей России, съехавшиеся в трудные времена под покров Преподобного Сергия. Члены Комиссии описывали и систематизировали предметы XV–XVI веков, расчищали иконы, разбирали старинные книги. Учёным секретарём Комиссии и хранителем ризницы был о. Павел Флоренский.

По поручению Комиссии Дурылин выполняет отдельные работы: участвует в составлении описи Троицкого и Успенского соборов, церкви преподобного Никона, ездит в командировки в Абрамцево осматривать дом. Абрамцево вошло в перечень окрестных с Посадом городов, усадеб, имений, в которых следовало взять на учёт и описать историко-художественные памятники с целью их сохранения [235] . Дурылин вспоминал, что при создании музея они с В. Я. Адарюковым «устраивали Гоголевско-Аксаковскую комнату» [236] .

235

В. Я. Адарюков занимался комплектованием аксаковского раздела музея и описанием коллекций, а С. Н. Дурылин — литературной и художественной летописью Абрамцева. Результаты конкретных изысканий воплощались Дурылиным в докладах, которые он читал в Государственной академии художественных наук (см.: История музея в документах и фактах. 1917–1930 годы. Вып. 3/90 к 70-летию музея «Абрамцево». Москва. Министерство культуры РСФСР. Государственный историко-художественный и литературный музей-заповедник «Абрамцево»).

236

Дурылин С. Н. В своём углу. М., 2006. С. 611.

С Флоренским Дурылин познакомился в 1913 году в доме С. Н. Булгакова, где читал «Сказание о невидимом Граде-Китеже». Потом они часто встречались на заседаниях РФО и в других собраниях. Заочно были знакомы раньше. Ещё в 1912-м, когда Святейший синод утвердил священника П. Флоренского в должности редактора издававшегося при Московской Духовной академии журнала «Богословский вестник», Флоренский в числе предполагаемых авторов назвал С. Н. Дурылина [237] . В переписке они были с января 1914 года. В этом году Дурылин восхищён книгой Флоренского «Столп и утверждение истины». Он пишет В. В. Разевигу: «Флоренского книга чудесна и творит чудеса. <…> Трубецкой от неё в восторге и на днях будет читать о ней доклад в РФО, с прениями, к[отор]ые будут стенографировать. Прения будут очень интересны. Непременно приезжай. <…> Если ему дадут степень за неё, можно будет воскликнуть: „жива ещё душа богословской науки“» [238] . В 1916 году Дурылин сетует, что из-за его отъезда в Крым прерваны беседы с Флоренским.

237

Письмо о. Павла Флоренского к В. Ф. Эрну от 25 сентября 1912 г. // Взыскующие града. М, 1997. С. 486.

238

Письмо от 13 января 1914 г. // Дурылин и его время. Кн. 1. С. 485.

В июле 1918 года Дурылин получил согласие издателя Г. А. Лемана на выпуск совместного их с Флоренским «Московского сборника», в котором предполагалось издавать материалы по истории русской веры, мысли и культуры. Сохранился составленный Дурылиным план девяти выпусков, где намеченные к публикации письма и другие материалы Гоголя, братьев Киреевских, епископа Антония (Флоренсова), В. А. Кожевникова, Леонтьева, Достоевского, архимандрита Феодора (Бухарева) сопровождаются статьями и комментариями составителей — Дурылина и Флоренского. Осенью того же года он привёз Флоренскому все свои материалы для сборника, но издание не состоялось [239] .

239

Дурылин С. Н. Дневник 1918 г. // НИОР РГБ. Ф. 872. К. 1. Ед. хр. 31. Подробный шин сборника опубликован в сб.: С. Н. Дурылин и его время. Кн. 1. С. 484–487.

Но в 1919 году в Сергиевом Посаде, напряжённо готовя себя к монашеству, Дурылин пересматривает своё прежнее отношение к Флоренскому: «Мне казалось, что он был по-великому полезен для меня: сращивал кусочки культуры мира и всего, чем я дорожил в 13–14 году (поэзия, София, греки), во что-то церковное; и кусочки оставались, и я оказывался в церкви. И всё это неправда была! Церковь разрезает человека надвое, меч проходит в душу, — и мне не нужны сейчас сросшиеся кусочки, я откажусь, открещусь от любого из них…» [240] Опасается влияния Флоренского на душу Миши Олсуфьева, своего ученика. Бедный Миша теперь бредит гекатомбами [241] , экстазами, священными жертвами.

240

Дурылин С. Н. Дневник «Троицкие записки». С. 65.

241

Гекатомбы — в Древней Греции большое священное жертвоприношение — 100 быков. Позже — массовое жестокое уничтожение людей.

В этом году он находил Флоренского

холодным, кропящим всё вокруг себя мёртвою водой, особенно в сравнении с тёплым, живым Розановым. «Холодом веет даже от его благословляющей руки. Его сочинения — ледяной дом. <…> Оптина и он несоединимы» [242] . Дурылин так определяет их расхождение на тот момент: «Вечное вопрошание идёт от Вас. „Почему Ты создал мир и как Ты его создал?“ — вот Ваш пафос к Богу (м[ожет] б[ыть], я жестоко ошибаюсь, но так я его воспринимаю, а ведь в этом — дело всё). А у меня в душе всё время обратное: „Ты создал всё прекрасно, но как мне жить в Твоём мире и как быть пред Тобою?“». Но в конце письма (фактически это письмо-исповедь) просит прощения и уверяет: «Вы навсегда мне дороги, навсегда я Вам благодарен, что Бог свёл меня с Вами, навсегда я люблю и молюсь за Вас» [243] .

242

Дурылин С. Н. Дневник «Троицкие записки». С. 64.

243

Половинкин С. М. Письма С. Н. Дурылина к свящ. П. А. Флоренскому // С. Н. Дурылин и его время. Кн. 1. С. 206–207.

Признавая глубочайшую эрудицию Флоренского, его ум, талант, испытывая неизменное уважение и притяжение к нему, Дурылин в 1919 году недоумевал, как может о. Павел одновременно разделять — как священник — отношение церкви к мифам Древней Греции и заниматься их изучением как учёный, мыслитель, восторгаться как человек. Как возможно о. Павлу совмещать со священническим служением изучение всяческих наук: математики, языкознания, теософии, генеалогии, каббалы, символики цветов и т. п. «Нет, что-нибудь одно», — определяет Дурылин для себя в этом году. Постепенно к болшевскому периоду он сам придёт к пониманию возможности совмещать служение Богу и занятия наукой, искусством. Сергей Николаевич и сам теперь не убирает с полки Макария Великого, но умещает в сердце своём и Евангелие, и Пушкина, различая подлинно великое и в одном, и в другом.

Отношения с Флоренским Дурылин определил в 1919 году словами «была без радости любовь». Но любовь была. Временами о. Павел ему мил и дорог. Увидел его идущего по улице с сумкой, подслеповатого, и вспомнил, как тот подливает в кофе овсяный отвар по его совету, и хорошее чувство к нему заполнило душу. Осудив о. Павла за его холодность, за то, что назвал «минералом» лежащего в гробу Розанова, Дурылин пишет ему покаянное письмо.

Сергей Николаевич был очень честен и откровенен по отношению к людям. Всегда был рад поводу изменить к лучшему мнение о человеке и не стеснялся признаться ему в своих заблуждениях. Так было с Вячеславом Ивановым. Прочитав статью Иванова «Лик и личины России», Дурылин пишет ему, что увидел в ней то отношение к Церкви, которого ранее не находил, и потому «не мог подойти» к нему, а теперь признаётся в своей «слепоте». Вяч. Иванов в ответном письме выражает душевную радость, что недоразумение прояснилось, благодарит за искренность, которая его глубоко трогает. На душе стало легче, так как он чувствовал в отношении к нему Дурылина какое-то неодобрение или недоверие из-за его религиозных воззрений. Письмо он подписывает: «С любовью и сердечным доверием Вяч. Ив[анов]» [244] .

244

НИОР РГБ. Ф. 109. col1_0 18. Ед. хр. 28.

В декабре 1918 года в иконостас вставили Святую Троицу Рублёва после реставрации и без годуновского оклада. Икона поразила Дурылина яркостью и силой красок. «Среди других икон и ликов эта: виденье, горнее явление, Богоявление. Она в храме — как будто ангел в толпе». Мыслям об этой иконе, молитве перед ней, об Андрее Рублёве Дурылин отводит несколько страниц в дневнике «Троицкие записки».

Из этого дневника узнаём: как ни старается Сергей Николаевич ограничить себя духовным деланием, сосредоточиться на молитве — не получается. Он сжигает свои дневники 1915–1916 годов, записи, сделанные в Николаевке (имении В. Н. Кавкасидзе, тётки Сидоровых, где часто гостил в 1911–1913 годах) и в Крыму (где жил с Колей Чернышёвым, который лечился от туберкулёза), и тетрадь своих стихов. И «точно гору скинул с плеч». Но в то же время он пишет рассказ «Осинки». «Не могу не писать», — признаётся себе. Хочет писать роман. Продолжает работать над триптихом «Три беса» — на что получает отзыв Коли Чернышёва: «Вредный рассказ» и от Серёжи Фуделя: «Дальше не продолжайте»; делает выписки для задуманной книги «Как умирают». Получив благословение духовника о. Порфирия, переписывает письма Леонтьева о. Иосифу Фуделю и радуется сходным мыслям, движениям души. В дневнике записывает: «Как велик труд христианина в міре. Оттого и люблю Леонтьева, что он весь в этом. В этом тайна — отчего его принял в себя монастырь, а <…> ни Хомякова, ни Достоевского, ни Соловьёва не принял» [245] .

245

Дурылин С. Н. Дневник «Троицкие записки». С. 75.

Много времени проводит Сергей Николаевич с учеником — Мишей Олсуфьевым, привлекая его к своей работе над рукописями, читает ему свои воспоминания о В. А. Кожевникове, ездит с ним в монастырь в Хотьково, вместе они стоят на службе в келье преподобного, ведёт неторопливые беседы, сидя у камина.

Трудно пишутся воспоминания об о. Иосифе Фуделе. Как рассказать о его «мыслительном одиночестве», о его знании, что «мир преходит», что неверующие в Бога строят свой мир на песке, а также и о «воздействиях духовных» отца Иосифа на ум, чувство, волю Дурылина. Но написал и прочитал их М. А. Новосёлову, Г. А. Рачинскому и др. Начал записки о своём детстве.