Сергей Есенин. Казнь после убийства
Шрифт:
В 1919-м стал большевиком по рекомендации политического авантюриста Константина Аршавского (Сырки-на) [по некоторым данным, причастен к «делу Есенина»] и Ивана Москвина, партийного дельца и масона советского времени (кстати, хорошо знавшего журналиста Устинова).
Горбачев сделал быструю карьеру комиссара — от учителя политграмоты до заместителя начальника Политуправления Петроградского военного округа и уполномоченного политотдела 7-й Армии. Принимал участие в подавлении Кронштадтского восстания (1921).
Рано занялся преподавательской работой: 25-летним уже поучал слушателей Военно-политической академии, позже преподавал и в других вузах. Критик-публицист крайне вульгарного толка, печатался в таких изданиях, как «Интернационал», «Солдат», «На страже», «Красная звезда», «Горн», «Красная газета», и других. Активный рапповец и заметный воитель «Литературного фронта».
Нередко обращался к поэзии Есенина, называя его «типичным
Его ближайшие единомышленники и друзья — критик Г. Лелевич (Калмансон) и поэт А. Безыменский (при наездах в Москву Горбачев останавливался в его квартире), органически не терпели Есенина и постоянно нападали на его творчество при жизни, хулили его память после смерти.
В 1927 году, когда Троцкого изгнали из партии, «погорел» и Горбачев. Позже его не раз восстанавливали и вновь исключали. Протоколы таких партпроработок нам известны. В одном из протоколов (1928 год) сказано, что он «… давал адреса к Зиновьеву и Троцкому», то есть поддерживал нелегальные контакты со своими политхозяевами и кормильцами. Противостояние троцкистов и сталинистов тогда серьезно обострилось (вплоть до применения оружия). Из горбачевского досье № 416191/7: «Был раза 2 или 3 на квартире Зиновьева на 11 — й роте, однажды давал адрес и [пароль] для прохода туда оппозиционерам из ЛГУ».
Теперь, когда портрет Горбачева впервые прояснился, поступление в 1930 году в Пушкинский Дом оригинала стихотворения «До свиданья…» вряд ли можно рассматривать как обычный канцелярский акт — тем более в то время он исполнял обязанности заместителя директора Института новой русской литературы (ИНЛИ — именно так) — формальным его главой числился Луначарский. Отсюда резонно заключить: Горбачев таким образом, «на всякий случай», спрятал листок с «есенинским» стихотворением. Кстати, полагаем, рукопись стихотворения «До свиданья…» Вольф Эрлих не только не держал в руках, но и в глаза не видел. Ему, сексоту ГПУ на побегушках, не могли доверить столь опасно-сомнительный документ. «Красная газета» печатала элегию по копии (не исключено, в передаче по телефону), и тогда-то под ней появилась дата: «27декабря». Попутно не лишняя деталь: вдень поступления листка с «есенинскими» строками в ИНЛИ Эрлих находился в Ленинграде, что доказывается его сохранившимся письмом к матери в Ульяновск.
Итак, на сокрытие следов убийства великого русского поэта были брошены мощные «темные силы».
На наш взгляд, как уже упоминалось, руководил «дьяволиадой» начальник Секретной особой части (СОЧ) ленинградского ГПУ Иван Леонов, в 1920–1921 годах второй человек в московской городской ЧК, наверняка знавший Есенина по его приводам на Лубянку. Лишь недавно стало известно, что Горбачев хорошо знал Леонова, по крайне мере, с 1917 года, когда они оба баллотировались в думские депутаты по Василеостровскому району Петрограда от межрайонного Комитета объединенных социал-демократов-интернационалистов («Солдатская правда», 1917, № 36, июнь). К слову, тогда же и от того же Комитета выставляли свои кандидатуры Троцкий и Свердлов. Нелишне заметить, что секретарь СОЧ ленинградского ГПУ М. Никольский (помощник И. Леонова) в 1932 году давал партийную рекомендацию Вольфу Эрлиху. [167] Как видим, компания подобралась весьма темная и давно повязанная различными грязными делишками. В середине 20-х годов люмпен-интеллигенция давала бой традиционной русской литературе, ярким выразителем которой был Есенин. Особенно нетерпимым красным пылом отличался город трех революций, где были уничтожены или откуда бежали многие талантливые и совестливые писатели (после Гражданской войны население Петрограда с пригородами насчитывало всего около 600 тысяч человек). Неудивительно, что в 1925-м в качестве главного прикрытия убийства поэта использовалась местная литературная братия, как правило, имевшая чекистский опыт. Одну из ведущих скрипок в этом отлаженном оркестре играл Горбачев. Показательно, — он хорошо знал всех, кто заметал следы злодеяния. Поэтому-то в «англетеровской» истории так много неслучайных совпадений.
167
РО ИРЛИ (РАН), ф. 697, ед. хр. 53.1930 г., л. 4. Рекомендация бывшего сотрудника Секретной
Когда 19 января 1926 года в «Правде» появилась фарисейская статья Троцкого о Есенине, — в тот же день директор Лениздата, бывший каторжник Илья Ионов (Бернштейн), шурин всемогущего Зиновьева, виновный в преждевременной смерти Александра Блока, подписал приказ об утверждении Горбачева и прозаика Сергея Семенова членами редколлегии журнала «Звезда» (выгодные и хлебные места). Вскоре Семенов, крупный чекист в годы Гражданской войны, попадет в список гостей 5-го номера «Англетера». Первым на него, как очевидца проживания поэта в гостинице, указал Георгий Устинов. Кстати, он великолепно знал Горбачева. Их подписи красуются рядом под декларацией непримиримого <<Литературного фронта» («Горн», 1920, кн. V). Позже, в 1922 году, они, конечно же, встречались в «Петроградской правде», где Устинов недолго трудился заместителем ответственного редактора и где Горбачев частенько печатался.
А теперь, когда смрадная атмосфера вокруг стихотворения «До свиданья…» восстановлена, обратимся к рукописи. В 1957 году тайник Пушкинского Дома приоткрылся, и так называемый автограф стал доступен немногим исследователям. [168]
… Перед нами пожухлая серенькая страница из блокнота. «До свиданья, друг мой, до свиданья…» Неужели все-таки это его рука? Через лупу внимательно вглядываемся в каждую букву. Что это за пятно вверху, над расплывшимися строчками?.. Говорили, клякса, поставленная Есениным в минуту нервного напряжения, когда он подводил грустный итог своей жизни. По официальной версии, в 5-м номере «Англетера» не нашлось чернил (невозможно поверить — в респектабельном отеле, обставленном мебелью красного дерева, украшенном заморскими коврами, роялями, дорогим фарфором и т. д., имевшем библиотеку и канцелярскую службу, чернилами можно было бы захлебнуться).
168
Рукопись стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья…», приписываемого С. А. Есенину, РО ИРЛИ (РАН). Фонд 817, ед. хр. 14.
…Вновь присматриваемся к «кляксе». Не похоже. Нечаянный «ляп» не может содержать резко разнонаправленных линий и штрихов. Вглядываемся еще и еще раз, сомнений быть не может — перед нами искусное графическое изображение головы… свиньи; уши ее тонированы строго вертикально, а морда — горизонтально.
Загадка: над строками уходящего в иной мир человека (допустим такой вариант) почему-то красуется передняя часть головы животного. Сей «шедевр» вместе с нами воочию наблюдал литературовед, усмотревший нос «наподобие кабаньего», и позже растерянно заявивший: «Достаточно убеждая в своем искусственном происхождении, рисунок этот вместе с тем рождает и новую цепь загадок: чьей руке принадлежит, случайно ли совпал именно с этим текстом, а если нет, то каков его смысл?» («Русский альманах», СПб., 1997,25 марта, № 1).
Экая невинность! Даже недоучка Эрлих понимал значение так нелюбимого им «дискуссионного» создания природы. Ему принадлежит примечательный в этом плане стишок с многозначительным названием «Свинья» (1929):
Припомни, друг: святые именины Твои справлять — отвык мой бедный век; Подумай, друг: не только для свинины И для расстрела создан человек.«Святые именины», разумеется, Рождество Христово. Есенин был убит через день после святого праздника (по старому стилю) и накануне того же библейского события (по новому летосчислению). Через восемь лет после написания жутковатых строк их автора поставили к стенке… — свершилось возмездие за надругательства над святынями и сокрытие преступления XX века.
Вызвавшее такую бурную реакцию «До свиданья…» стало объектом изучения текстологов. Одним из первых внимательно всмотрелся в строчки и буквы стихотворения петербургский литератор Н. Астафьев («Наш современник», 1995, № 12).
Он обратил внимание, что стих «Милый мой, ты у меня в груди» в рукописи читается: «Милый мой, чти и меня в груди». Кто-то исправил «и» на «у», устранив таким образом склонность лирического героя к собственному почитанию. Невозможно представить, чтобы Есенин написал такую несуразность! Трудно также поверить, что ему принадлежит чудовищно неуклюжий оборот — «Пред-на-зна-чен-но-е расставанье» — полистайте его собрание сочинений — ничего подобного не встретите. Совершенный музыкальный слух поэта не мог допустить такой канцелярщины. Не в есенинском стиле и высказывание «…без руки, без слова». Кстати, до наших дней во многих сборниках можно встретить: «…без руки и слова», что говорит о небрежности текстологов и редакторов-составителей.