Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока
Шрифт:
Освежать ничего не потребовалось. Капитан всё помнил, и на любой вопрос у него была собственная точка зрения. Как всегда, Сергей выглядел лет на десять моложе своего возраста и рассказывал настолько феерично и стремительно, что я едва успевал задавать вопросы. Так реактивно интервью не давал никто — ни один артист, ни одна рок-группа. Просто сумасшедший темп, хотя внешне Капитан был спокоен и никуда не торопился. Помню, в голове пронеслось: «Боже мой! Если он с такой скоростью говорит, то с какой же скоростью думает?»
За час мы вспомнили фактически про все альбомы питерского рока, в записи которых Курёхин
В конце беседы я подарил Сергею книгу «Золотое подполье», в которой было его давнишнее интервью — кажется, 1986 года. Внезапно он погрустнел и с какой-то тоской произнес: «На самом деле я уже давно такие интервью не давал. Что-то в последнее время меня о музыке почти не спрашивают...»
Я опаздывал на встречу с Андреем Тропилло и пропустил эти слова мимо ушей. Вспомнил о них, когда прочитал несколько новых интервью Курёхина, в частности, в журналах «Медведь» и «Стас». В одной из газет монолог Капитана назывался «Мир подходит к завершению», но догадаться о подобных настроениях Сергея было невозможно — настолько Маэстро выглядел воодушевленным и полным жизненных сил. Я не знал не только про роман с НБП, но и про то, что после выборов Капитан отошел от политических страстей и вновь погрузился в музыку. История его эволюции развивалась не по спирали, но по кругу. И вот весной 1996 года этот круг замкнулся.
Теперь Курёхин продюсировал альбом Славы Гайворонского, вместе с Сергеем Соловьевым готовил сразу две оперы для Большого театра, вел переговоры с новоджазовым промоутером Николаем Дмитриевым о создании лейбла «Длинные руки» и курировал международный фестиваль в Royal Festival Hall, куда его пригласили в качестве продюсера-соорганизатора. Естественно, там в роли хедлайнера должна была выступать «Поп-механика».
Спустя годы мне удалось ознакомиться с черновыми набросками Маэстро, связанными с этим выступлением. В изящном кожаном ежедневнике Сергей аккуратным почерком выписал приблизительный состав «Поп-механики», включавший множество культовых музыкантов: от Джорджа Харрисона до Кита Ричардса, от японских и американских авангардистов до кукольного театра и нескольких духовых секций. Выглядело все внушительно, но, к сожалению, состояться этому проекту было не суждено...
Зимой-весной 1996 года Курёхин стал чаще наведываться в Москву. Это был пик медийной активности Капитана: он снялся для обложки журнала «Медведь», принял участие в телесъемках для каналов ТВ6 и ОРТ, а также планировал выступить с «Поп-механикой» на международном кинофестивале. Планов на ближайшие месяцы у Маэстро было громадье.
«По предварительной договоренности с генеральным продюсером ОРТ Константином Эрнстом мне предоставили возможность дважды в месяц вести программу “Немой свидетель”, — рассказывал в одном из интервью Сергей. — У нас блестящие консультанты, и мы вместе выработали план на тридцать семь программ. Например, “Советский джаз как форма хасидизма”, “Калифорнийский
В конце апреля Курёхин возвращался на поезде из очередной поездки в столицу. Жена Настя встречала его на перроне Московского вокзала. Из вагона Сергей вышел бледный. «Что-то с сердцем ночью плохо стало, — негромко сказал он. — Да и ноги еле идут. Наверное, устал очень».
Накануне, придя в гости к московскому приятелю Николаю Дмитриеву, он не смог встать с дивана. В течение нескольких часов обсуждал идеологию лейбла «Длинные руки», не поднимая голову с подушки. А в поезде Капитану стало плохо.
Весь день он провалялся в постели, а вечером поехал на «Радио-1». У меня сохранилась старенькая кассета с записью этого эфира, где Капитан бодрым голосом рассказывал о съемках в телепрограмме «Час пик» и анонсировал грядущие акции: открытие выставки в Русском музее, аккомпанирование культовому японскому танцору Мину Танаке и выступление с Кешаваном Маслаком в Концертном зале имени Чайковского.
Вечером у Капитана состоялась очередная звукозаписывающая сессия с Гайворонским. Сергей сидел за микшерным пультом, выполняя функции саундпродюсера. Он мечтал выпустить «альбом божественной красоты», сыгранный Славой Гайворонским на трубе. Работа протекала в обычном ключе, но в конце смены Курёхин почувствовал резкую боль в груди. Он проконсультировался у своего артиста, который в то время также работал врачом.
«В тот момент у меня не было фонендоскопа, — вспоминает Гайворонский. — Я приложился ухом к груди Сергея, ничего особенного не услышал, пощупал пульс и на всякий случай предложил сделать снимок».
Здесь уместно заметить, что еще осенью Курёхин прошел диспансерное обследование и был признан здоровым. Но весной почувствовал легкое недомогание. Проверяться и лечиться не стал — не было времени. Старался побольше гулять по улицам, регулярно пил «Ессентуки», морщился от боли и искренне надеялся, что и на этот раз пронесет.
Не пронесло.
4 мая 1996 года Сергей вместе с Настей побывали в новой квартире, которую они недавно купили. Последние годы они жили на Комендантском проспекте, в районе метро «Пионерская», но в какой-то момент решили переехать в центр. После долгих поисков нашли шикарную квартиру в старинном особняке на Большой Морской с живописным видом на Мойку, невдалеке от Исаакиевского собора. Просторная и светлая квартира находилась на последнем этаже дома, с выходом на 60-метровый чердак, где теоретически можно было соорудить современную домашнюю студию.
«Мы выбирали новое жилье почти год, — вспоминает Настя. — И остановили свой выбор на квартире на Мойке, поскольку Сергею хотелось, чтобы окна выходили на реку. И чтобы место было тихое, в центре. Он любил гулять по Невскому, по набережным рек и каналов».
При поиске квартиры случился любопытный эпизод. Просматривая на Театральной площади очередной адрес, чета Курёхиных случайно встретилась с режиссером Алексеем Учителем. И тот был вместе с супругой, и они тоже искали квартиру. «Созвонимся еще», — сказал на прощание Сергей. «Конечно, не последний день живем», — автоматически ответил Учитель.