Сергей Вавилов
Шрифт:
Семья Вавиловых не успела освоиться на новом месте жительства, когда революционные события достигли в Москве своей кульминации.
Рабочие Трехгорки, возглавляемые большевиками, становятся ядром восстания на Пресне. На знаменитой текстильной фабрике организуются крупнейшие боевые дружины, насчитывавшие до 400 дружинников. Избираются депутаты в так называемый фабричный парламент. Он собирается на так называемой «Большой кухне» — в одном из корпусов мануфактуры — и, вдохновляемый большевистской организацией, руководит декабрьским восстанием.
Восстание зверски подавляется. Четырнадцать человек расстреляны без суда и следствия, огромное число рабочих уволено
Ленин высоко оценил историческое значение восстания на Пресне. «Незабвенный героизм московских рабочих, — писал он, — дал образец борьбы всем трудящимся массам России. Но массы эти были тогда еще слишком неразвиты, слишком разрозненны и не поддержали пресненских и московских героев, с оружием в руках поднявшихся против царской, помещичьей монархии.
…Подвиг пресненских рабочих не пропал даром. Их жертвы были не напрасны. В царской монархии была пробита первая брешь, которая медленно, но неуклонно расширялась и ослабляла старый, средневековый порядок». [2]
Конечно, четырнадцатилетний юноша из купеческой семьи не понимал происходящего вокруг. Волей судьбы оказавшись в самом центре района, охваченного восстанием, он не имел подле себя никого, кто мог бы объяснить ему суть событий.
И все же незримый процесс совершался в Сергее в эти тревожные дни. Где-то в глубоких тайниках души откладывалось возмущение царизмом, зрели те черты характера, которые впоследствии привели физика Вавилова к революции, определили его место на стороне народа с первых же дней после крушения старого строя.
2
В. И. Ленин, Соч., т. 28, стр. 350.
Сергей продолжает свои занятия. Особенно усиленно он изучает физику и вскоре делает в училище свой первый научный доклад на тему «Радиоактивность и строение атома». Выступление всем понравилось. Докладчик осветил не только физическую сторону радиоактивности, но и с необыкновенной для школьника глубиной показал общенаучное значение этого явления.
Некоторые биографы Сергея Ивановича Вавилова изображают дело так, будто в бытность свою учащимся Московского коммерческого училища он предавался главным — или даже исключительным — образом своей страсти к физике.
Это не совсем верно. Интересы младшего в семье Вавиловых были широки и разнообразны. Наряду с книгами по физике он читает и прорабатывает много книг по химии, особенно увлекаясь «Основами химии» Д. И. Менделеева. Огромное впечатление производят на него написанные блестящим языком, бесконечно увлекательные и глубокие книги К. А. Тимирязева «Жизнь растений» и «Ч. Дарвин и его учение».
Юноша очень любит стихи. Особенно ему нравится Ф. И. Тютчев. Все слушают затаив дыханье, когда он читает, выразительно и сильно:
Игра и жертва жизни частной!Приди ж, отвергни чувств обманИ ринься, бодрый, самовластный,В сей животворный океан!Приди, струей его эфирнойОмой страдальческую грудь —И жизни божеско-всемирнойХотя на миг причастен будь!В юноше рано просыпается любовь к прекрасному. Большую роль в воспитании у него художественного
Образованный, интеллигентный человек, Евсеев не жалел ни сил, ни времени, ни даже собственных средств, чтобы научить своих учеников видеть художественные произведения. Завзятый холостяк, живущий вдвоем с братом, он чувствовал себя вполне свободным и постоянно вовлекал своих воспитанников в различные путешествия.
С И. Е. Евсеевым Вавилов и его товарищи объездили многие древние русские города: Новгород, Ярославль, Кострому, Саратов… С ним первый раз в жизни Сережа был за границей, в Италии.
Евсеев водил своих воспитанников по музеям и выставкам Москвы и других городов, тщательно все им объяснял, учил мальчиков видеть достоинства и недостатки художественных произведений.
Под влиянием тяги к искусству и гуманитарным областям Вавилов, будучи в пятом классе училища, по собственной инициативе организует кружок учащихся, на заседаниях которого заслушиваются всевозможные доклады об искусстве, литературе и философии. Сергей часто выступает в этом кружке сам.
Все часто сменявшиеся в училище преподаватели русского языка и литературы единодушны в своей высокой оценке литературных способностей Вавилова и его оригинальных сочинений.
В высшей степени ценные сведения о молодом Вавилове приводит его товарищ по коммерческому училищу Б. М. Себенцов. Вот два отрывка из писем Себенцова Ольге Михайловне Вавиловой, написанных сравнительно недавно.
Первый дает представление о физическом облике юного Вавилова:
«Несмотря на то, что уже прошел год, как не стало Сережи, дикой кажется мысль, что нет в нашей жизни этого могучего человека. И в детстве он был сильнее нас не только в духовном, но и в физическом отношении, и никак нельзя было думать о столь преждевременном завершении его жизни. Были у него пессимистические ноты в наше последнее свидание, но, вероятно, и он сам не думал, что так перетянул пружину».
Второй ценен многими фактическими подробностями:
«Живо представляю в своих воспоминаниях юного, молодого и зрелого Сережу.
Вот он в актовом зале Усачево-Чернявского института читает доклад-лекцию о киевском Владимирском соборе (после нашей экскурсии в 7-м или 8-м классе), так проникновенно-художественно дает образ васнецовской Богоматери, что „туманная“ картина ярко оживает в представлении слушателей.
Вот мы с ним, уже студентами, после посещения Новгорода и Пскова направились в пушкинские места. Железная дорога только до Опочки, а дальше верст 50–60, до Святых Гор, пешком или на почтовых. Двинулись бодро пешком под собственное безголосое пение, особенно помню, марша из „Фауста“ и „Кармен“. Но пылу хватило только до первой почтовой станции Там селя на тройку с бубенцами и к вечеру прекрасного июньского дня были уже у памятника Пушкину. Может быть, у Сережи сохранились фотоснимки этого путешествия? Святые Горы, Михайловское, Тригорское и молодая дружба — незабываемые переживания!
Экскурсии по Волге после окончания коммерческого училища с И. Е. Евсеевым Мы в Саратове, где каким-то вечером попали на представление Вл. Дурова с его зверями. Как заразительно заливался смехом Сережа, когда Дуров вывел поросят с запечатанными хвостами и объяснением „Хвостов (нижегородский губернатор) про хвост (звучало, как прохвост) не велел говорить“.
Вспоминается, как Сережа сердился на Ив. Евс, что он много в Саратове, на улице, пьет в киосках воды. Так же, как и на меня заграницей негодовал за то, что много ем хлеба.