Сергий Радонежский
Шрифт:
Приехав по делам в Москву, этот высокомерный епископ пожелал посетить и Святотроицкую обитель, чтобы воочию убедиться в правоте своих сомнений. Уже подъезжая к монастырю, он вдруг почувствовал странное беспокойство и страх. А когда вошел в ворота и впервые увидел преподобного, внезапно поражен был слепотой.
Сергий взял гостя за руку и отвел в свою келью. Потрясенный епископ исповедовал перед старцем свое сомнение и недобрые мысли о нем и просил прощения и исцеления. Преподобный Сергий горячо помолился о нем, коснулся его глаз — и он тотчас прозрел.
Сергий с обычной своей незлобивостью
— Вам, премудрым учителям, подобает учить нас не превозноситься, а вы искушаете неразумие наше. Какую же вы получите пользу от нас, простых невежд?
С тех пор, вернувшись в свое отечество, епископ все рассказывал, что Сергий истинно человек Божий, чудотворец и пророк, и прославлял его обитель.
Порой чудо и пророчество словно сливаются воедино в чудесном пророческом видении. Это уже не предсказание об отдельной человеческой судьбе или каком-то событии в жизни семьи. В таких видениях заключаются большие и важные пророчества — о судьбах целых городов, стран, народов.
Преподобный Сергий удостоился таких видений, и не однажды. Было ему уже за пятьдесят, и около тридцати лет прожил он на Маковице, когда получил пророческое откровение о будущем своей обители. В то время монастырь разрастался и расстраивался, все больше монахов приходили в Радонеж под покровительство святого старца.
Однажды поздней ночью Сергий, по обыкновению, не спал, а молился за своих братиев, чтобы Господь дал им силы совершать монашеское служение, преодолевать искушения и трудности монастырской жизни. И вдруг среди ночной тишины послышался ему голос, призывавший его по имени:
— Сергий, Сергий!
Преподобный очень удивился, открыл окошко своей кельи. И вот что он увидел: в темном небе просиял дивный свет, такой яркий и лучезарный, что превосходил во много раз дневной и солнечный. И тотчас этот пронзительный свет заструился с неба на землю, озарил мрачную лесную чащу и тихие кельи.
И снова раздался голос:
— Сергий! Ты молишься о своих духовных детях, и Господь услышал твою молитву. Скоро увидишь множество иноков по имя Святой Троицы, собранных в твое стадо.
Едва произнес таинственный голос эти слова, как Сергий действительно увидел огромную стаю прекрасных птиц. Они спустились с неба прямо на монастырь, сидели на крышах келий, на деревьях, бродили у ног преподобного, когда он вышел на крыльцо.
— Так умножится число учеников твоих и после тебя не оскудеет, — продолжал вещать голос. — И пойдут они по стопам твоим.
Великая радость наполнила сердце Сергия. Ведь это пророчество касалось не его собственной жизни, а будущего его любимого детища — Святотроицкой обители. Преподобному захотелось разделить эту радость с кем-нибудь из братиев.
Рядом в келье жил Симон, смоленский архимандрит, который, оставив родину и свой храм, пришел к радонежскому чудотворцу. Сергий позвал его. Удивленный Симон поспешил на его голос, но застал лишь конец видения — лучезарный свет все еще струился с неба, но вскоре погас. Снова ночная тьма окутала лес и тихую обитель.
Преподобный Сергий рассказал Симону о чудесных птицах и о том, что вещал ему таинственный голос. Взволнованные и потрясенные видением, они проговорили до утра, рассуждая, что оно могло означать,
Давно уже задумал игумен перестроить монастырский быт. Это пророчество убедило его в необходимости перемен.
Однажды приехали в обитель к Сергию посланцы от константинопольского патриарха Филофея и привезли дары: крест, который теперь хранится в ризнице лавры, вырезанный из кипарисового дерева и украшенный золотом и драгоценными камнями; параман — четырехугольный плат с изображением страстей Господних, схиму и послание самого патриарха.
Но Сергий очень смутился, получив дорогие подарки, и спросил посланных:
— Не к другому ли кому вы посланы? Кто я, грешный, чтобы мне получать поминки от святейшего патриарха?
И они отвечали:
— Мы хорошо знаем, что к тебе посланы, а не к кому другому, ведь ты — Сергий Радонежский?
— Да, я грешный чернец Сергий, — подтвердил игумен.
Значит, вести о радонежском пустыннике, основавшем свою обитель, дошли за три тысячи верст и до Царьграда. А в послании к нему патриарха говорилось:
«Милостию Божией архиепископ Константинограда вселенский патриарх Кир Филофей сыну и сослужебнику нашего смирения о Святом Духе Сергию благодать и мир и наше благословение! Мы слышали о твоей добродетельной жизни по заповедям Божиим. Но вам еще недостает одного, и притом самого главного: нет у вас общежития. Ты знаешь, что и сам Богоотец пророк Давид изрек: «Как хорошо и прекрасно жить братьям вместе». Поэтому и я совет добрый даю вам, чтобы вы устроили общежительство. И милость Божия и наше благословение пусть будут с вами».
Почему же так настаивал патриарх на общежи-тельстве? Для ответа на этот вопрос нужно заглянуть в историю монастырской жизни. Родоначальник монашества Антоний Великий основал в III веке в Египте иночество отшельническое, скитское. По установленному им порядку подвижники жили отдельно друг от друга в хижинах или пещерах, а руководил ими один старец, авва (отец). Но еще при жизни Антония появился другой вид монашеской жизни — общежительный. Такого рода общины назывались киновиями, монастырями. Основателем киновийного жития был Пахомий Великий. Его судьба во многом подобна судьбе Сергия Радонежского. Пахомий тоже избрал для уединенной жизни пустынное место на Ниле, куда начали стекаться ученики. Так возник монастырь, и Пахомий сам установил в нем определенные правила монашеского общежития.
Русь, приняв христианство от греков, заимствовала от них и монашество, но в форме особножития. Антоний и Феодосий Печерские сумели ввести в русских монастырях общежитие, но позднее оно все-таки было вытеснено старым укладом.
Патриарх не без оснований считал, что общежительное монашество более правильное и строгое. Вот что думал по этому поводу автор «Истории русской Церкви» Евгений Голубинский:
«Истинное монашество должно быть самым строгим общинножитием, так чтобы у монахов не было совершенно ничего собственного вплоть до иголки и нитки, а все было общим, — чтобы кельи их не имели никаких запоров и чтобы в кельях не было никаких сундуков и шкатулок. Так это и было в древние времена, пока монашество процветало».