Серия "Афган. Чечня. Локальные войны". Компиляция. Книги 1-34
Шрифт:
Уводимый Джандад оказался в створе отдаленного минарета, напоминавшего стоящую с ношей на голове женщину. И ноша эта, споткнувшись, завалилась и низверглась с высоты вниз, и вот-вот, еще миг, еще мгновенье, и падет на Джандада, и „в садах парадиза“ станет на одного посетителя больше. Но этого Джандад еще не ведал, он гордо нес себя в… пустоту под названием „в никуда“… Все раздумываю и мозгую, ни с кем не делюсь, конечно, но думаю: а правильнее ли было его отпустить?..»
Амина сносили на погост, и родные не смели причитать. Джандада готовили к погосту, и в темнице ему подбирали ненаселенную камеру в глухом отдалении, откуда крики истязаемого не доносятся. Бояринова покрыли простыней, и врач выдохнул по-латыни что-то свое, но понятное всем…
Руководитель операции «Шторм» полковник Василий Колесник: «Посол Табеев одним из первых нас поздравил и доверительно сообщил, что готовятся представления к награждению, и он знает, что будет много высоких наград, включая
Пророчество посла по поводу орденов подтвердится. Пока Андропов будет принимать мучительное решение о награждении своих людей-чекистов, уличенных в мародерстве, о чем стало известно членам ЦК и что на четыре месяца отсрочило подписание Указа, часть батальона «мусульман» подлежала расформированию. После оглашения (в закрытом режиме) Указа «награды пойдут искать героев». А это: 283 человека — медали «За боевые заслуги» и «За отвагу», 7 — орден Ленина, 30 — Боевого Красного Знамени, 43 — Красной Звезды. Руководителю операции Василию Васильевичу Колеснику присвоят звание Героя, его заместителю подполковнику Олегу Ульяновичу Швецу вручат орден Боевого Красного Знамени. Уж из каких соображений руководство Главного разведуправления пойдет на поводу «испепеляющей честности» КГБ и последует их примеру, трудно сказать, но всем представленным к орденам снизили ранг награды на одну ступеньку. Не пощадили и представленных к званию Героя. В итоге в батальоне — семь орденов Ленина (майор Холбаев Хабибджан Таджибаевич, капитан Сахатов Мурад Таймасович — полковник Колесник представлял его лично к званию Героя Советского Союза, капитан Джамолов Ашур, старший лейтенант Байхамбаев Махамоджон Каримович, старший лейтенант Праута Василий Максимович, старший лейтенант Шарипов Владимир Салимович, лейтенант Турсункулов Рустамходжа Турдихуджаевич). И ни одной Золотой Звезды. В роте Шарипова: один орден Ленина, пять — Боевого Красного Знамени, двенадцать — Красной Звезды, медали…
И по поводу деликатного — мародерства — представилась возможность поговорить с офицерами батальона. Сошлюсь «на интервью» с Шариповым — с ним было меньше церемоний и недосказанностей.
Спрашиваю у Владимира Салимовича:
— А как квалифицировать трофеи и мародерство? Зачин, конечно, ясный: больной лейтенант — пьяный лейтенант, пьяный полковник — больной полковник. Но, однако?
— Скажу, чего никогда не скрывал. Случилась довольно неприглядная история, главную роль в которой сыграло тщеславие и болезненное самолюбие одного-единственного человека. В «мусбате» был секретарь партийной организации — старший лейтенант Рашидов Анвархон Ганеевич. Офицеры его откровенно недолюбливали, относились к нему с неприязнью — и не потому, что являлся парторгом; такой уж он был неприятный человек. 27 декабря непосредственно в боевых действиях не участвовал, но медалью его все же наградили. Партиец обиделся: вон, дескать, даже солдатам ордена дают, а я все же офицер! После штурма по дворцу прошлись люди из комитета госбезопасности и выпотрошили все сейфы и ящики в поисках важных документов. На пол вместе с бумагами летели и афганские деньги. Оказавшиеся рядом солдаты и офицеры набили этими экзотическими бумажками карманы, сами еще толком не зная, понадобятся они им или нет. Эти трофеи брали все. Оказавшись в стороне от места событий, «партийный вожак» ничем разжиться не смог и, разволновавшись по этому поводу, попробовал выклянчить немного афгани у офицеров, вернувшихся из боя. Реакция оказалась довольно резкой: один из сослуживцев со злорадной улыбкой сжег на его глазах пачку денег… Парторг глубоко обиделся и написал рапорт с изложением «аморалки». Бумага попала куда надо и сработала как надо — пересмотрели представления, внесли коррективы в сторону «понижения мужества и проявленного героизма»… Передо мной, ничего, кроме сквозной дырки в левом бедре, из Афганистана не вывезшим, потом долго извинялись: «Ты уж прости, Володя! Мы совсем забыли, что тебя от дворца сразу в посольство отвезли с ранением. А так бы хоть один Герой Советского Союза в батальоне был. Э-эх!»
А квалификация такая, по моему разумению: офицеры и солдаты, взявшие себе в качестве трофея пистолет, висюльку с люстры, авторучку со стола, пару пачек бесхозных афгани из сейфа (но не кармана) — не самое страшное зло. Кто, например, осудит нашего начальника штаба отряда капитана Ашурова за его трофей? Абдулкасым тайно вывез в Советский Союз флаг, снятый нашими ребятами с купола дворца Тадж-Бек. Егоров и Кантария водружали знамя в 45-м над Рейхстагом, их внуки сшибали стяги с куполов резиденций… Зверством было бы убить кого-то за рубль, изнасиловать, стащить у трупа ботинки, подштанники и прочее. А как всё обратили в мародерство и раздули — особисты по-особому и раскрутили дело. Им только повод дай… даже не особый. Сделают как надо… Но! Прошу учесть главное — я говорю исключительно о своей роте. Что было у других, слышал, но даже комментировать не хочу…
Дневальные по отряду до глянца выскоблили полы в клубе. Прошлись еще и еще раз мокрой тряпкой. Распахнули навстречу весне засиженные мухами стекла окон. Спертый воздух нежилого помещения нехотя улетучивался по сквозняку, оставляя за собой все равно стойкое невыветриваемое осязание затхлости. Тлен проник во все щели; сырость поселилась здесь, в клубе, в котором солдаты почти никогда не заседали и редко смотрели фильмы, а
Замполит Сатаров распорядился насчет скатерти на стол президиума. О графине с водой не помнит — был или не был таковой поставлен. Замполит волновался по причине ответственности за проводимое мероприятие, да и личные чувства наэлектризовывали.
«Дядя Жора» благодушествовал, пробовал на готовность мясо, салаты, требовал поперчить, досолить, придать остроты. Дважды пересчитал шампуры. Решил, что их явно мало, и послал гонца к соседям, через дорогу, — к зампотылу полка гражданской обороны. За ним прибежал посыльный, сказал, что надо идти — начальство приехало, и вот-вот начнут. Джурабой как раз припал к половнику снять пробу из котла, отмахнулся, и жирное пятно испачкало парадный китель: «Вечно ты, Хасан, под руку лезешь. Давай, бери лучше… Стой, сынок, ничего не бери — ты ведь тоже награжденный. Тогда — пойдем. Все герои, елки-палки, не на кого и кашу оставить», — бурчал добродушно майор, заместитель по тылу, на ходу присыпая солью жирную кляксу и нисколько не обескураживаясь этим вполне исцелимым «ранением».
Всех — и кто «Ленина» получил, и кто медаль «За отвагу» принял — единым махом окрестили «героической личностью» и украсили грудь правительственной наградой. За высоким забором, негласно, припрятанно, подале от людей и их восхищенных взглядов, без приглашения матерей и детей, отцов и мужей, почтили тихо-тихо, поторжествовали келейно. «Поставили на поток» без малого четыре сотни бойцов — и полдня хвалу воспевали. Не оглашая, по причине очереди, за что конкретно награжден боец — объявляли просто: за проявленные мужество и героизм. Когда это словосочетание повторено без счета, то и мужество награждаемого меркнет, и отвага бойца воспринимается заурядной обыденностью. А потом эта уже «разогнанная легенда» — упраздненный приказом отряд, — охорашивая непривычно насаженные знаки на кителях, которые не стесняли, но мешали быть в привычном состоянии, группками и поодиночке перейдут недалеко, в прилегающую рощу. Рассядутся мужики-товарищи-бойцы на лужайке, отгороженной от мира — а для того и посты выставят, — и скажут друг другу много-много теплого, верного, честного, правдивого, и понесут свои награды через жизнь, и себя унесут навсегда из этой рощицы, из этого коллектива — команды, чтобы никогда не встретиться. Так у них и сложится «боевое братство на века», которому они присягали под гомон птичьих свадеб, кипенье расцветшего соцветия урюка и не хрустальный перезвон чарок с неизменным тостом — за дружбу, и клятвенным заверением не забыть отряд свой, и помнить друг друга до гробовой доски… Они вместе никогда не встретятся и даже не будут об этом помышлять…
Солдатам организуют праздничный обед. Сварганят настоящий узбекский плов, наваристый, с избытком специй и огромными кусками мяса, напекут душистых лепешек, навалом покроют столы редисом и молодой зеленью, и фруктами — яблоками, гранатами, курагой, хурмой с прошлогоднего урожая. Наварят компоты и заварят настоящий кок-чай из самого натурального зеленого чая № 95 Самаркандской развесочной фабрики — только Азия наша и знала, что это за аромат и какой это был в то время дефицит. И еще дежурный по отряду закроет глаза на повальное шастанье бойцов туда-сюда, за КПП и назад, и не станет проверять, что вносят бойцы.
В ближайшем магазине закончится вино. И водка. И знаменитое чимкентское пиво. Останется только «Жигулевское» с осевшим на дно бутылки осадком. Такое пойло герои не пьют…
Спустя четверть века нахожу Володьку Шарипова. Чувств не сдержать, и дело даже не во времени. Годами мучаюсь с рукописью, почитай, ежедневно говорю с ними, о которых кропаю, они у меня все из юности лейтенантской. Все одной масти и крови — кадеты. В памяти — какими вижу их на фотографиях. Боязно увидеться — а вдруг не такие они, какими представляются поныне? Боюсь разочарований. И в них, и в себе. Я свыкся с ними, своими героями из счастливых замшелых лет молодости. Больно было бы разочароваться, разрушить зыбкий, вымечтанный мир их удачливости и красивости. Забрасываю его вопросами, консультирую написанные куски, бужу его память, извиняюсь, что возвращаю туда, в тот декабрь. Получаю первый ответ: «Я после Кушки попал в Кызыл-Арват, потом в Чирчик, затем Афган, потом Академия, после Академии — Рига, потом — Гусев и Германия, в 1991-м вывел полк в Слоним (Белоруссия). У меня жена — Тамара, дочь — Лола, сын — Сергей, один внук и две внучки. Видишь, в семь строчек уложилась вся жизнь».
Пожалуйста, согласитесь, как могуче последнее — в семь строчек уложилась вся жизнь! Ничего не хочу добавить. За семью строчками, в которых уместилась офицерская судьба Володи, не всем предоставлена возможность прочитать недосказанное ротным легендарного «мусульманского батальона». Например, как предложили ему в 1992 году командование 201-й мотострелковой дивизией в родном Таджикистане. А в 1993 году — должность министра обороны Таджикистана, которую по причине отказа Шарипова «унаследовал» Александр Владимирович Шишлянников. Володя мог быть знаком с Александром по совместной службе в Кушке — Шишлянников в те времена командовал 4-й танковой ротой 24-го полка. Шарипов даже не раздумывал и ответил отказом: участвовать в гражданской войне на родной земле — это не для него.