Серия "Афган. Чечня. Локальные войны-3". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
— Как Ози Осборн, — подсказали из строя.
— Да-а-а-а-а-а! — обрадовался ротный, — вы все должны быть как Ози Осборн!
Заступающий наряд клятвенно пообещал быть рукопашниками не хуже чем Осборн, кое-кто даже подумал попрактиковаться в откусывании голов летучим мышам.
Комбат, уверенный что здесь его абсолютно не подведут, побрёл восстанавливать электроснабжение. Как только подполковник скрылся, ротный нырнул в канцелярию и оттуда послышался звон стаканов. Вся наша рота по-хамски начала расслабляться. Курсанты, идущие в увольнение, стали переодеваться в гражданку, бегать в умывальник в совершенно
— Не плачь Алиса-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, ты стала взросла-а-а-а-а-а-а-ай!
Дневальный, стоявший на тумбочке, стал приплясывать и прихлопывать по барабану.
Владимир Степной и Эдик Ворошилов, попавшие под дурное влияние курсанта Рыжкова, тихонько покурили «хитрой травки» и возомнив себя абсолютными красавцами и мачо, собирались на училищную дискотеку, предварительно кардинально изменив свой имидж. Они достали откуда-то перекиси водорода, еще каких-то ингридиентов и стали обесцвечиваться. Возмущённая общественность, унюхав непонятные запахи, исходившие от «чудной обесцвечивающей смеси», выгнала «стилистов-визажистов» в туалет, предварительно обозвав их «полупидарами». Ко мне в каптерку то и дело раздавались стуки, кто-то приходил за гражданкой, кто ещё за какой-то непонятной шнягой, короче, поспать ну никак не удавалось. Тут пришёл наш «фанат штанги» Саня Лысенко, носивший не отличающуюся среди качков оригинальностью кличку «Шварц».
— Давай я у тебя трусы померяю! — загундосил он.
— Не дам я тебе свои трусы, они на тебе лопнут! — возмутился я.
— Да не, чё ты прикалываешься, — загундосил «Шварц», — у меня скоро выступления, я трусы специальные культуристовские купил!
— Да иди в туалете свои трусы меряй!
— Да ну, там воняет, зеркала маленькие, не посмотреться и темно уже, ну пусти, а?
— Ну ладно, давай я сейчас лампы на зеркало направлю, а ты там оповести всех, что каптерка закрылась.
«Шварц» открыл двери каптерки и заорал в казарменные сумерки:
— Э-э-э, кому в каптёрку надо-о-о-о-о-о-о-о-о-о?
— На-а-а-а-а-а-а-ам, нам, — отозвалось множество голосов.
— Идите на хе-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ер! Каптерка закрылась! — оповестил всех культурист и захлопнул дверь.
По казарме метался Эдик Ворошилов, обесцветивший себе брови. Сердобольный ротный художник пообещал помочь его беде, достал пузырёк с тушью, кисточки, усадил Эдуарда на табуретку и принялся разрисовывать брови бедолаги.
— Кррасота! — восхищался он и близоруко щурился, думая про себя: «Блин, что же это за цвет?»
«Шварц», облачившись в культуристовские стринги, позировал перед зеркалом и всё время спрашивал:
— Ну как? Широчайшая в порядке?
Я давал дельные советы, «Шварц», млея от себя самого, вертелся возле зеркала.
Раздался стук в дверь, я, сперва послав стучащегося по матушке, встал и открыл замок.
— Ну как? — спросил наш ротный культурист.
Скрипнула открываемая дверь, моя голова начала поворачиваться в сторону пришедшего, в это время по всей казарме вспыхнул свет.
— О-о-о-о-о-о-о-о-ох ни фига-а-а-а-а себе-е-е-е-е-е-е-е-е, — раздались восхищенные женские вздохи.
Не повернув головы я просто остолбенел и открыл рот.
— Ништяк, свет, ща другие трусы померяю! — заорал «Шварц» и принялся стаскивать с себя стринги.
Я медленно довернул голову.
В дверь каптерки заглядывало не менее десяти каких-то девчонок и штуки три пацана самой гнусной гражданской наружности. Впереди них стоял товарищ комбат и открыв рот таращился на абсолютно обнаженного «Шварца».
— Лысенко! — рявкнул он.
— Чё, — сказал культурист, совершенно не понимавший, что произошло.
При этом он повернулся лицом и всем остальным к двери. Девчонки завизжали и ринулись прочь.
— Ох…ть! — сказал всегда культурный товарищ комбат и захлопнул дверь.
Может себе кто-нибудь представить реакцию расслабившегося личного состава, когда в интимных казарменных сумерках вспыхивает свет и посредине расположения стоит комбат с кучей каких-то ополоумевших девиц и с какими-то культурненькими мальчиками, самой что ни на есть гражданской наружности?
Первым на толпу экскурсантов налетел дневальный с барабаном на шее и фуражке козырьком назад.
— Первые цветы — это очень важно-о-о-о-о-о-о-о! — голосил он.
Умственные способности дневального мгновенно снизились до пятой группы проф. отбора, рот раскрылся, потекла слюна.
— Первые цветы будут лишь, однажды-ы-ы... — закончил он, прихлопывая по барабану.
Тут мозги дневального мгновенно перезагрузились, «мыслительный процессор» заработал в нормальном режиме. Фуражка сама собой повернулась на голове согласно устава.
— Сми-и-и-и-и-ирно-о-о-о-о-о-о-о-о! — истошно завопил он.
— Хули ты орёшь! Хватит прикалываться! — завопила куча голосов.
Дежурный по роте вышел глянуть что творится, при этом он держал в руках кусок колбасы и початую бутылку пива. Увидев толпу девушек, он счастливо улыбнулся, когда отметил в этой толпе товарища комбата, исчез словно святой дух, выпрыгнув в окно, совершив головокружительный кульбит, успев дожевать колбасу и допить пиво.
Приземлившись, дежурный начал огибать казарму, на ходу придумывая кучи отмазок, одна нелепее другой.
В это время из умывальника ломанулся некий курсант в одном полотенце с абсолютно белой, обесцвеченной головой. Он врезался в толпу визжащих студенточек и попытался скрыться в направлении спального расположения. Однако бдительный комбат успел сдернуть с него полотенце и этим самым остановить. Когда курсант в ужасе поднял голову и уставился на подполковника, визг девчонок перешёл на ультразвук и к нему присоединился вопль ужаса товарища комбата.
Вам бы, наверно, тоже стало плохо, если бы вы увидели, обезображенное интеллектом лицо с ярко красными бровями, безумными глазами, и над головой облако спутанных обесцвеченных волос.