Серия «Литературные раритеты» Жан-Пьер Абель-Ремюза. Записки о жизни и взглядах Лао-цзы. Томас Уоттерс. Этюды о китайской философии: Лао-цзы
Шрифт:
Вскоре можно будет увидеть, почему я озаботился тем, чтобы установить подлинность этого текста. Но прежде чем перейти к рассмотрению некоторых отрывков, содержащих наиболее любопытные моменты учения Лао-цзы, позвольте мне сделать несколько замечаний о значении слова Дао, которое так часто повторяется в его книге, играет в ней такую важную роль и является как бы ключом ко всем его мнениям.
Дао (?), согласно древнейшим словарям, «Чжоу-вэнь» и «Эр-я», означает путь, средство сообщения одного места с другим. Из этого первого физического и материального значения вытекает метафизическое значение, в соответствии с методом, используемым во всех языках для обозначения абстрактных идей символами.
Если следовать Гуань-чжуну, Дао – это дорога, путь, направление, движение вещей, причина и условие их существования. Согласно «И-цзин», соединение двух принципов образует путь. Путь небес, или их причина 36 ,
37
Сяо Цзин (Канон сыновней почтительности). Глава 4. О великих чиновниках империи (прим. автора).
«Он не произносит ни слова, которое не было бы подражанием древним мудрецам».
В «Тай ци» слово Дао понимается в таком же смысле, и это также значение, которое придаётся данному слову в разговорном языке и в разговорном стиле, который предлагает его имитацию, где Дао всегда означает изрекать, говорить.
Я не останавливаюсь на второстепенных значениях слова Дао, которые заимствованы из предыдущих; но замечу, что иероглиф, который обозначает его, образован двумя изображениями, одно из которых означает движение, а другое – голову, основу или начало.
Таким образом, буквальное значение такого соединения может быть передано, в соответствии с этимологией, словосочетанием первый двигатель или принцип действия. Это наблюдение уже было сделано отцом Премаром 38 . Есть китайский автор, который даёт ему прочную основу, когда говорит: то, что «И-цзин» называет великим делом, Конфуций в своем «Чунь-цю» называет принципом, а Лао-цзы – причиной:
38
Жозеф Анри Мари де Премар (17 июля 1666 г. – 17 сентября 1736 г.). Родился в Шербуре, в 1698 году уехал в Китай и был миссионером-иезуитом в Гуанси. В 1724 г., после того, как император Юнчжэн фактически запретил христианство из-за спора о китайских обрядах, он был заключен вместе со своими коллегами в Гуанчжоу, а позже сослан в Макао, где и умер. Его «Заметки о китайском языке», написанные в 1736 году и впервые опубликованные в 1831 году, были фактически первой серьёзной книгой по грамматикой китайского языка на европейском языке.
Таковы значения слова Дао в обычном языке. Но на языке даосов это слово приобрело гораздо более возвышенное и обширное значение. Последователи учения о Дао используют его для обозначения первопричины, разума, который сформировал мир и управляет им так же, как ум управляет телом. Именно в этом смысле они называют себя сектантами разума, то есть даосами; они называют свою секту дао-дао, то есть законом Дао, или учением о причине; они посвящают свою жизнь изучению Дао. Они утверждают также, что тот, кто глубоко знает Дао, обладает универсальным знанием, универсальным снадобьем, совершенной добродетелью, он обрёл сверхъестественную силу, способен подняться на небо по воздуху, он не умирает и т. д.
Все эти идеи, вместе с индийскими представлениями об эманации, экстатическом самоуничтожении и возвращении к вселенской душе, образовали смесь, которую мы не будем пытаться прояснить в этих Записках. Метафизика и мифология последователей разума кажутся нам в равной степени неразумными, и я не знаю, будут ли усилия, которые пришлось бы затратить на разгадку происхождения всех их идей, в достаточной степени вознаграждены важностью результатов.
В данный момент достаточно попытаться изложить идеи, выдвинутые по поводу принципиального момента их учения философом, который, возможно, вряд ли предвидел, когда писал, какую «пользу» извлекут даосы из его книги, и которого, конечно, ошибочно считают патриархом секты жонглеров, фокусников и астрологов. В самом деле, ему можно поставить в упрёк не чудесные сказки и абсурдные басни, а хитросплетения умозаключений изысканной метафизики и злоупотребление рассуждениями – излишество, прямо противоположное тому, в которое впали его так называемые ученики.
Начало первой главы «Дао дэ цзин» звучит очень заумно, и в целом книга не очень проста для понимания, потому что неясность содержания сочетается в ней с какой-то античной лаконичностью, с неопределённостью, которая иногда заходит столь далеко, что превращает написанное в загадку; более того, у нас нет хорошего комментария, который объяснил, в каком смысле автор использует выражения, отклоняющиеся от их обычного употребления.
Было бы весьма затруднительно осуществить перевод всей книги и разъяснить её с точки зрения содержащегося в ней учения. Однако это не должно помешать нам вычленить из неё наиболее важные отрывки и установить их смысл хотя бы в общих чертах. Следует помнить, что я берусь
Мы исследуем не то, был ли Лао-цзы великим метафизиком, а то, заимствовал ли он свои идеи из трудов какого-либо другого философа или же нет. Для этого нам нет нужды погружаться в туманные глубины метафизики. Более того, если бы мы подошли к обсуждению существа учения Лао-цзы, его книга, возможно, не вызвала бы у нас более серьёзных затруднений, чем книги Прокла, Плотина и даже самог? божественного Платона.
Помимо неясности самого предмета, у древних были причины не давать более чётких объяснений на подобные темы. В тех местах, где Платон говорит несколько слов о наиболее возвышенных догмах своей философии, он, кажется, намеренно усиливает неясность своих высказываний. Он окутывает свои слова туманом в своём знаменитом послании к трём друзьям, а в письме к Дионисию Сиракузскому заявляет, что будет объясняться загадками, чтобы письма его не попали, на суше или на море, в руки незнакомца и он не смог их прочитать и понять. Возможно, недавнее воспоминание о смерти Сократа могло навязать ему такую сдержанность.
Без сомнения, в самом Китае были определённые основания для того, чтобы придерживаться таких же взглядов с целью быть более туманным, чем того требовал предмет обсуждения. Существовали идеи, которым, по общему мнению, нельзя было позволить распространиться. Писания, посвященные им, были заключены в сундук, окованный золотыми обручами, и его содержимое было тщательно скрыто от простолюдинов 39 .
Имеются основания полагать, что идеи, о которых идёт речь, были связаны именно с изначальным разумом; и поскольку самый ранний и самый достоверный текст, имеющий к нему отношение, находится в начале книги нашего философа, мы не можем обойти его молчанием. Здесь Лао-цзы, играя с тройным значением слова Дао, которое означает разум, слово и универсальная причина, высказывается следующим образом:
39
«(Перво) причина должна быть подчинена разуму (или выражена словами); но это сверхъестественная причина 40 . Ей можно дать имя, но оно невыразимо. Безымянное – есть начало неба и земли; то, что имеет имя – есть мать всех вещей. Нужно быть бесстрастным, чтобы созерцать его совершенство; находящийся под влиянием страстей может созерцать лишь наименее совершенное его состояние. Это всего лишь два способа обозначения единого источника, той сущности, которое можно назвать непроницаемой глубиной; глубина эта заключает в себе все самые совершенные существа» 41 .
40
Ключевое слово «Дао дэ цзин», дао, практически не поддаётся адекватному переводу. В связи с этим обстоятельством в русских переводах оставляют в неизменном виде. Ремюза на французский переводит дао как la raison, что, в свою очередь, на русский язык можно перевести в различных сочетаниях слов и разных контекстах как причина, основание, мотив, соображение, разум, смысл, цель, рассудок, интеллект, путь, отношение, довод, удовлетворение, благоразумие, рассудительность, пропорция и т.д.
В данном случае, как представляется, под дао Ремюза, вполне в духе традиций своего времени, имел в виду разум. Перевод дао на латынь также, как можно убедиться далее, звучит как ratio (разум, причина, метод, система). В данном отрывке я взял на себя смелость и перевёл la raison как причина. При понимании la raison в смысле разум данное предложение должно звучать: «Первичный разум, должен быть подчинён разуму (или выражен словами); но это сверхъестественный разум».
41
Ratio quidem ratiocinativa, insolita vero ratione. Nomen ejus nominari potest, inaudito quodam nomine. Sine nomine, caeli et terrae principium est. Namen habens, omnium rerum mater est. Ideo semper sine affectibus simus ad contemplandam ejus excellentiam ; habentes autem affectus, ad perspiciendum ejus finem. Hae duo similia et ex uno procedentia, nomine tantum diverso. Vocamus illud profundum. Profundum istud, omnium eximiorum porta /Разум, что должен быть действительным, не является обыкновенным. Его можно назвать именем, которое будет неслыханным. Безымянный, он является началом Неба и Земли. Названный – он мать всех вещей. Наблюдая за ним бесстрастно, мы увидим его совершенство, но, обуреваемые страстями, мы сможем увидеть лишь его ограниченность. Эти двое схожи и происходят из одного источника, но имена у них разные. Мы называем его глубиной. Глубина есть врата для всего превосходного (прим. автора).