Серия «Рассекреченные жизни»
Шрифт:
Сотрудники представительства КГБ, резидентуры и бойцы отряда «Каскад» отлично подготовились к операции и обеспечили на большинстве объектов бескровный переход власти к «парчамистам». Самыми трудными объектами для взятия оказались дворец Амина и помещение Генерального штаба. К сожалению, наши оценки, что без боя овладеть этими объектами не удастся, подтвердились.
Раненых и убитых свозили в посольство.
Наверное, это была самая тяжелая ночь в моей жизни. Во время Великой Отечественной войны, на фронте были и дни, и ночи пострашнее этой, но тогда я был старшим сержантом, отвечавшим за решение
355
мою голову свалилась большая доля ответственности за успех многоплановой военно-политической операции.
Несмотря на то, что разговоры по войсковым рациям велись практически в открытую, никто их не услышал. И жители столицы, и сотрудники посольств иностранных государств мирно спали, а утром проснулись уже при новой власти. Спокойному сну поспособствовали и наши разведчики из отряда «Каскад»: примерно за час до штурма дворца Амина в некоторых узлах они вывели из строя телефонную сеть. Правда, в различных частях города время от времени слышались выстрелы, но в Кабуле это никого давно не смущало. Думали, наверное, что аминовцы расстреливают очередную партию арестованных.
Посол Ф.А.Табеев, когда раздались первые выстрелы и на территорию посольства стали привозить раненых, всполошился, позвонил мне и гневным голосом потребовал объяснений того, что происходит в городе. Я сказал, что идут бои, власть переходит к «парчамистам», и сейчас у меня нет возможности беседовать. Подробно обстановку доложим утром.
Многое уже забылось, но основные эпизоды прочно сохранились в памяти.
Среди ночи раздался звонок по внутреннему телефону и чей-то голос сказал:
— Вадим Алексеевич, я такой-то, вы работали одно время с моим отцом… Я получил несколько ранений и, возможно, скоро умру. Я хочу проститься с вами. У меня здесь больше никого нет!
Фамилия эта ничего мне не говорила. Я хотел было броситься в медпункт, но вспомнил, что не могу покинуть командный пункт, и сказал в трубку:
— Милый мой, извини… Идет бой, я не могу отлучиться ни на минуту! Потерпи и не теряй мужества!
Так я и не знаю, что стало с этим человеком. И фамилию его я забыл, и не знаю, выжил он или нет, а совесть до сих пор неспокойна.
Москва же хотела знать подробности, и в первую очередь, что стало с Амином. Доложил, что, по предварительным данным, он убит во время штурма дворца.
Утром, после подведения первых итогов, я поехал осматривать дворец. Убитых афганцев, в том числе и Амина, уже
356
захоронили, и землю разровняли бронетранспортерами. В одном из помещений дворца я подобрал большую фотографию диктатора. Сохранил ее для истории.
Когда мы не имели еще подтверждений о гибели Амина, радио Кабула начало передавать сообщения, что по решению революционного трибунала предатель Хафизулла Амин приговорен к смертной казни и что приговор приведен в исполнение. Вслед за этим последовало обращение Бабрака Кармаля к народу, заранее записанное на пленку, а сам он начал движение из Баграма в Кабул в сопровождении одного из отрядов, сформированных нами еще в ноябре.
28 декабря весь день подводили итоги операции.
Я уже упомянул, что сотрудники представительства КГБ, резидентуры и отряда «Каскад» действовали профессионально и прекрасно ориентировались в обстановке.
«Подхожу к зданию ХАД… Тихо, только в одном из помещений горит свет. Думаю, притаились, гады. Приготовил гранату и тихо подкрадываюсь к двери. Сейчас шарахну… Приоткрыл дверь, а там сидит Владимир Александрович, пьет чай с руководителями ХАД. Идет оживленный разговор и временами раздается смех. Граната не понадобилась».
Освобожденных из тюрьмы Пули-Чархи политзаключенных стали назначать на ответственные посты в государстве. Бабрак Кармаль со своими соратниками разместился в кабульском дворце Арк и через день после переворота принял руководителей представительства КГБ и отличившихся офицеров из отряда «Каскад». Б.С.Иванов, Ю.И.Дроздов и я также принимали участие в этой встрече. Бабрак
357
Кармаль горячо нас поблагодарил и заявил, что без помощи Советского Союза «парчамисты» не смогли бы утвердиться у власти.
У меня было чувство облегчения от того, что большинство наших оперативных планов оказались хорошо разработанными, подготовленными и успешно осуществились. Но при всем этом смерть нескольких наших товарищей при штурме дворца Амина представлялась неоправданной. Их гибель послужила, кстати, толчком к сооружению на территории службы разведки в Ясенево памятника сотрудникам, отдавшим жизнь во имя Родины. По прошествии многих лет ясно, что все наши жертвы в Афганистане, увы, были напрасными.
30 декабря 1979 года пришло указание мне и Ю.И.Дроздову вылететь в Москву для доклада о проведенной операции. 31-го, уже после окончания рабочего дня, мы предстали перед Ю.В.Андроповым и отчитались за свою работу.
В семье была большая радость — Новый год удалось встретить всем вместе, дома, а с души свалился тяжелый груз ответственности.
В первые новогодние дни радостные чувства не покидали меня. Все теперь пойдет хорошо в Афганистане: руль государства перешел там в руки разумных людей без всяких экстремистских завихрений. Наш сосед остается нашим большим другом, и к тому же единственным на всем протяжении южных границ СССР. Всех участников событий председатель КГБ пообещал щедро наградить.
Но вскоре стали раздаваться тревожные голоса.
Мой большой друг и старший товарищ Иван Алексеевич Маркелов (в то время он был, как и я, первым заместителем начальника разведки) на первой же встрече после возвращения из Афганистана спросил меня с тревогой в голосе: «А зачем мы туда вообще влезли? Добром для нас эта экспедиция не окончится!»
Затем пошли отклики из США. Там радостно потирали руки: «Советы попались — не учли нашего плачевного опыта. Афганистан станет для СССР тем же, чем стал Вьетнам для США».