Серия «Рассекреченные жизни»

Чернявский Виталий Г.

Горькие плоды афганской трагедии мы пожинаем и по сию пору.

А что касается меня, то в результате афганской войны я стал убежденным пацифистом (раньше в нашем партийно-правительственном аппарате это слово было вообще ругательным). Я пришел к окончательному выводу, что ни одну национальную проблему в мире нельзя решить путем иностранной военной интервенции. Война допустима лишь в одном случае: когда надо защищать свою родину от напавшего на нее врага. Все остальные конфликты должны решаться без оружия.

Закончил я эту главу 24 сентября 1997 года, а, вернувшись вечером домой, увидел в «Красной Звезде» некролог:

«Военный совет,

командование ВДВ, друзья и товарищи с глубоким прискорбием извещают о смерти участника бое-

365

вых действий в Республике Афганистан бывшего командира 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майора запаса Рябченко Ивана Федоровича и выражают соболезнование родным и близким покойного».

И снова вспомнил я бравого генерала небольшого роста, очень живого и решительного. Ему очень шли усы, придававшие его облику еще более решительный вид. Он уверенно отдавал распоряжения командирам подразделений своей дивизии и как полновластный хозяин распоряжался Кабульским аэродромом.

Поработали мы с ним всего часа полтора, а в памяти он остался на всю жизнь.

Станет ли другом вечный враг?

С детства у меня сохранилось впечатление, что о Японии я знал всегда, знал, что она есть, что она необычна, не похожа на все остальные страны и… что это наш враг на вечные времена.

Вспоминается бесконечное разглядывание рисунков и фотографий в самом популярном до Октябрьской революции, имевшемся в нашем доме, журнале «Нива» о баталиях на русско-японском фронте.

Потом, уже подростком, я узнал подробнее про Порт-Артур, Мукден и Цусиму. А из громадных рупоров старинных граммофонов услышал щемящие и бравшие за душу слова вальсов «На сопках Маньчжурии» и «Амурские волны». И из них тоже следовало, что Япония — наш вечный враг.

А дальше к понятиям Порт-Артур, Мукден и Цусима прибавились японская интервенция на Дальнем Востоке, Хасан и Халхин-Гол, а из черных тарелок радиоточек запел популярнейший эстрадный артист Леонид Утесов:

На Дальнем Востоке акула

Охотой была занята,

Злодейка-акула дерзнула

Напасть на соседа-кита…

Постоянным прилагательным к слову «Япония» стало «милитаристская», равно как к Германии — «фашистская».

Первые годы Великой Отечественной войны мы с нетерпением ждали открытия второго фронта союзниками на Западе и очень опасались открытия второго фронта против нас Японией на Востоке. А после войны снова ощутили

367

дыхание «холодной войны», и снова у нас появились враги и на Западе, и на Востоке.

С укоренившимся уже представлением, что Япония — извечный наш враг, я и пришел в 1952 году на работу в разведку, и уже здесь началось узнавание Японии как страны чрезвычайно интересной и во многом необыкновенной, а может быть, и самой необычной и своеобразной на всем земном шаре. Японское «экономическое чудо» произвело впечатление на все человечество. И соседи Японии, и Европа, и Америка долгие годы пытались разгадать, в чем состоит сила Страны восходящего солнца, в рекордные сроки ставшей одной из передовых в экономическом отношении стран. И многие в этом анализе справедливо отдавали должное японскому характеру, таким его качествам, как стойкость, патриотизм, исключительное трудолюбие,

уважительное отношение к старшим, самоотверженность в том, что касается интересов своего государства. А послевоенный отказ Японии от имперских амбиций, экспансионизма и курса на всеобщую милитаризацию страны быстро снискал ей международное уважение.

Советскую разведку с момента ее создания — а это без малого 80 лет — интересовало в Японии многое: ее военный потенциал, экономика, политика и научно-технический прогресс, положение в политических партиях и, конечно, союзнические отношения Японии с Германией, а после второй мировой войны — с США.

Рискну даже сделать вывод, что создание в России разведки как самостоятельного института в значительной степени связано с Японией. Именно поражение, которое нанесла Япония России в войне 1904—1905 годов, со всей очевидностью прояснило, что свою восточную соседку мы не знали, не понимали, и вместо трезвой оценки японской действительности в нашем обществе господствующим было уже навязшее в зубах высказывание: «Да мы в случае войны ее шапками закидаем!» В России к тому же было распространено убеждение, что «маленькая азиатская страна» вообще не рискнет начать войну против «мировой державы России».

При неуважительном отношении в России к Японии, к ее военному потенциалу раздавались и трезвые голоса. Военный атташе России в Токио полковник Самойлов регулярно

368

направлял в главный штаб информацию о состоянии японской армии и военно-морского флота. 14 ноября 1903 года Самойлов передал в Санкт-Петербург итоговую информацию о том, что японская армия и флот полностью отмобилизованы и готовы начать военные действия против России. В этом документе указывалось, что японцы предполагают на первом этапе ведения войны уничтожить русский флот.

На основании этого и других донесений Самойлова, а также сообщений военных атташе России в Корее и Китае в декабре 1903 года Николаю II была подготовлена записка о военных приготовлениях как в самой Японии, так и в Китае и Корее. Записка была доложена царю за месяц до начала войны, но никаких конкретных распоряжений от него не поступило.

Что же касается Японии, то она к войне с Россией готовилась основательно, и тому есть много примеров. Но мне хотелось бы сослаться лишь на одно художественное свидетельство серьезности подготовки Токио к войне. Я имею в виду широко известный рассказ классика русской литературы А.И.Куприна «Штабс-капитан Рыбников». В этом рассказе речь идет о японском офицере-разведчике, который под личиной недалекого, не очень грамотного офицера русской армии появлялся в тех местах, где можно было собрать нужную для японского генерального штаба информацию. Играя роль ограниченного, склонного к постоянному употреблению спиртных напитков человека, японский офицер не вызывал никаких подозрений, и в его присутствии собеседники обсуждали все новости русско-японской войны, иногда касаясь действительно важных вопросов.

Выражаясь современным языком, штабс-капитан Рыбников был разведчиком-нелегалом высшей категории.

Поразительно то, что в рассказе, написанном в 1905 году, когда антияпонские настроения в России, казалось бы, достигли своего апогея, А.И.Куприн пишет о японском офицере даже с симпатией, отдавая должное его героизму и самоотверженности. Устами героя рассказа, журналиста, А.И.Куприн говорит:

«…Но если все это правда, и штабс-капитан Рыбников действительно японский шпион, то каким невообразимым присутствием духа должен обладать этот человек, разыг-