Серое Преосвященство: этюд о религии и политике
Шрифт:
Индийцы считают погибелью для члена одной касты взять на себя функции, принадлежащие другой. Так, если купцы вторгаются на территорию кшатриев и становятся правителями, общество поражают все болезни капитализма; а когда кшатрии делают то, что имеет право делать только теоцентрический брамин, когда они берутся устанавливать закон в духовной области, тогда является тоталитаризм с его идолопоклонством, с обожествлением нации, партии, местного политического начальника. Не менее губительные последствия возникают тогда, когда брамины берутся за политику или бизнес, ибо тогда они теряют свою духовную зоркость и власть, и общество, которое они призваны просвещать, остается в полной темноте, лишенное всякой связи с божественной реальностью, а потому становится легкой добычей проповедников ложных доктрин. Отец Жозеф — яркий пример этого последнего вида смешения каст. Отказавшись от провидчества ради правления, он постепенно, вопреки всем своим усилиям, утратил мистическое видение, которое придавало ему духовный авторитет, — но, к сожалению, не раньше, чем поддержал этим авторитетом множество акций самого сомнительного
Иезуиты, ориентированные на политику, практиковали то же губительное смешение каст и приобрели такую же плохую репутацию, как отец Жозеф. Люди ошибались, принимая этих монахов, в общем добродетельных и движимых благими побуждениями, за сказочных чудовищ; но, осуждая основные принципы их работы в миру, они были глубоко правы. Дело провидца — видеть; а если он занят деятельностью, затмевающей Бога, из-за чего видеть становится невозможно, то он не оправдывает доверия, которым его молчаливо облекли ближние. Мистиков и теоцентриков отнюдь не всегда обожают и не обязательно слушают. Предвзятость современников, неприязнь к необычному могут сделать невидимыми добродетели этих маргинальных мужчин и женщин, могут родить ненависть к ним как к врагам общества. Но если они покинут свою периферию, станут бороться за место и власть внутри общественного тела, они непременно вызовут всеобщую ненависть и будут презираемы за измену своему провидческому призванию.
Быть провидцем и быть зрителем — не одно и то же. Когда созерцатель подготовил себя к тому, чтобы стать, по выражению Лаллемана, «человеком многой молитвы», он займется мирским трудом без риска отвлечься от созерцания реальности и с надеждой принести ощутимую пользу. История свидетельствует, что деятельность многих великих теоцентриков была необычайно активной и благотворной.
Работа теоцентриков всегда маргинальна, размах ее вначале крайне мал, а когда она разворачивается, организация, получившаяся в результате, непременно подразделяется на ячейки, достаточно малые для того, чтобы внутри них сохранялась общность духовного опыта, единообразие этического и рационального поведения.
Первая задача теоцентриков заключается в том, чтобы каждый желающий имел возможность разделить их переживание высшей реальности. Группы, организуемые ими, создаются в первую очередь для богослужения ради самого Бога. Назначение их — распространять разные методы (не всегда равноценные) преобразования «естественного человека», учить распознаванию сверхличной реальности внутри кожаного чехла самости. Многие теоцентрики готовы этим ограничиться. У них есть опыт переживания реальности и они передают его ближайшим ученикам или извещают о нем в книге, которую прочтет более широкий круг людей, разделенных большими расстояниями в пространстве и во времени. Или же, действуя более систематически, они собирают маленькие группы, учреждают самовоспроизводящийся орган созерцателей, живущих по уставу. Постольку, поскольку можно ожидать, что они в состоянии поддерживать или даже увеличивать число теоцентриков и провидцев в данном сообществе, эта деятельность имеет определенное социальное значение. Но многие теоцентрики этим не довольствуются, а начинают использовать свои организации для прямого наступления на самые тернистые участки общественной жизни. Наступление ведется с периферии, а не из центра, и всегда (по крайней мере, на начальных стадиях) с санкции чисто духовных авторитетов, а не государственной власти. Иногда это — наступление на экономические пороки общества, как в случае бенедиктинцев, взявшихся возрождать сельское хозяйство и осушать болота. Иногда атакуемое социальное зло — неграмотность, и борются с ним разными средствами просвещения. Бенедиктинцы и здесь были пролагателями путей. (Стоит заметить, что рождением своим бенедиктинский орден обязан причуде одного молодого человека: вместо того, чтобы поступить разумно, как все, — поучиться в римских школах и стать администратором у готских императоров, — он удалился в холмы и три года прожил в пещере. Став «человеком многой молитвы», он вернулся, основал монастыри и составил устав, приспособленный для нужд долговечного ордена трудолюбивых созерцателей. В последующие века орден цивилизовал всю северозападную Европу, ввел или возродил самые лучшие агротехнические приемы того времени, обеспечил единственные доступные тогда средства образования, сохранил и популяризировал сокровища древней литературы. Для многих поколений бенедиктинство было главным противоядием против варварства. Европа в неоплатном долгу перед молодым человеком, который покинул Рим ради норы в холмах над Субиако потому, что больше желал познать Бога, нежели преуспевать в мире или даже «творить в нем добро».)
Работу в области образования вели многие теоцентрические организации, помимо ордена бенедиктинцев, — но слишком часто, к сожалению, в жестких рамках политизированной, поддерживаемой государством и поддерживающей государство Церкви. Позже функцию всеобщего обучения государство взяло на себя — и эта роль подвергает правительства особому искушению, перед которым, в конечном счете, ни одно из них не могло устоять. В этом мы убеждаемся сегодня, когда школьная система почти во всех странах используется как инструмент регламентации, милитаризации и националистической пропаганды. В государстве, проводящем политику добра, а не державную политику, образование оставалось бы общественной заботой, оплачивалось бы из налогов, но было бы возвращено на определенных
Еще одна область, где с большой пользой потрудились эти маргинальные люди, — филантропия. Можно вспомнить совершенно поразительную работу, проделанную современником отца Жозефа святым Венсаном де Полем, великим теоцентриком XVII века и благодетелем французского народа. Скромная и незначительная вначале, но постепенно увеличивавшаяся в объеме, проводимая исключительно под духовным контролем и на периферии общества, работа Венсана среди бедных в какой-то степени умеряла страдания, причиняемые войной и обслуживающей войну разорительной фискальной политикой. Имея в своем распоряжении все ресурсы и силы государства, Ришелье и отец Жозеф, причиняли, разумеется, гораздо больше вреда, чем мог принести пользы св. Венсан и его маленький отряд теоцентриков. Противоядия хватало лишь на то, чтобы нейтрализовать небольшую часть яда.
Так же обстояло дело с другим великим человеком XVII века, Джорджем Фоксом. Родившийся в то самое время, когда Ришелье возглавил государственный совет, а отец Жозеф окончательно отдал себя политике, Фокс начал свое служение за год до Вестфальского мира. За последующие двадцать лет Общество друзей постепенно приобрело законченную форму. Убежденный маргинал — будучи приглашен Кромвелем, он отказался даже есть за его столом, чтобы себя не скомпрометировать, — Фокс до конца оставался апостолом внутреннего света, и успех не развратил его. Основанное им общество переживало подъемы и спады, времена духовного застоя и спячки и периоды духовного оживления; но всегда квакеры придерживались непреклонного фоксовского теоцентризма и наряду с этим — его убеждения, что если добро должно оставаться чистым и беспримесным, творить его надо на периферии общества — отдельным людям и достаточно маленьким организациям, способным вести нравственную, рациональную и духовную жизнь. Вот почему объем полезной и благотворительной работы, выполненной Обществом друзей за двести семьдесят пять лет его существования, несоизмеримо велик по сравнению с его численностью. И здесь противоядия хватало лишь на то, чтобы нейтрализовать малую часть токсинов, выработанных в политическом теле государственными деятелями, финансистами, промышленниками, церковниками и неприметными миллионами в низу общества. Но хотя закваска теоцентризма способна противодействовать яду лишь частично, до сих пор именно она спасала цивилизованный мир от полного саморазрушения. Надежда отца Жозефа привести всю нацию прямиком к Царствию Небесному на земле иллюзорна, покуда человеческие инструменты и материал политической деятельности остаются непреобразованными. Место ему было среди тех, кто готовит противоядие, а не тех, кто варит отраву.
Глава 11
Финал
В мае 1638 года отца Жозефа разбил удар, и какое-то время он пролежал частично парализованный и с отнявшимся языком. Однако покой скоро восстановил его здоровье — ненадежное здоровье пожилого человека, жившего в постоянном напряжении, под гнетом ответственности и непомерных трудов. Летом он вернулся к работе министра; но понимая, что конец близок, переложил большую ее часть на других, чтобы высвободить себе время для «хорошего сообщества». В последние месяцы жизни он часто бывал у своих духовных дочерей, кальварианок, в их монастыре в Маре. Он трудился там не покладая рук: проповедовал, читал лекции на религиозные и философские темы, давал духовные советы тем, кто в них нуждался. В это время он любил повторять, что «ему важнее духовная помощь последней кальварианке, нежели все царства земные». Можно только пожалеть, что он не всегда так думал.
В последний год жизни отца Жозефа дела у французских армий шли не блестяще. Конде потерпел бесславную неудачу в северной Испании. В Италии французским и савойским войскам пришлось отступить перед испанцами. Наступление в Нидерландах захлебнулось. Хорошие новости приходили только из Эльзаса. В этой голодной и наполовину вымершей провинции Бернгард Саксен-Веймарский, разбив одну за другой армии Де Веерта, Гетца и Карла Лотарингского, теперь, осенью 1638 года, осадил Брейзах — крепость, господствовавшую над испанскими коммуникациями между Италией и Нидерландами. Разъезжая между монастырем в Маре, Рюэлем и Кардинальским дворцом, отец Жозеф следил за перипетиями далекой кампании с тревожным интересом, который, вопреки всем рассуждениям о «царствах земных», нисколько не уступал его заботе о совершенстве монахинь. Несмотря на удар и близость смерти, он оставался министром иностранных дел, официальным преемником Ришелье и — вместе с кардиналом — творцом той политики, за которую Бернгард и его свирепые авантюристы сражались под Брейзахом.
В субботу 11 декабря отец Жозеф перебрался из кельи, служившей ему кабинетом, в келью монастыря в Маре, отведенную ему как духовному наставнику кальварианок. За три дня он хотел прочесть три больших лекции о том упрощенном варианте духовных упражнений Бенета Фитча, который преподавался кальварианкам. Субботняя и воскресная лекции прошли благополучно и не слишком его утомили. Но посреди третьей лекции, начавшейся в шесть утра в понедельник, 13 декабря, отца Жозефа остановил внезапный приступ рвоты. Он ненадолго уединился, но не позволил монахиням разойтись, и когда приступ прошел, возобновил беседу, продлившуюся в общей сложности два с половиной часа. Он чувствовал страшную слабость, и ему все время казалось, что его голос не доходит до задних рядов. Он то и дело останавливался и спрашивал, всем ли слышно. Монахини отвечали, что всем, и отвечали правду — преодолевая свою слабость чудовищным усилием воли, он говорил громче обычного.