Серп луны
Шрифт:
39
Мама была права: в один год мы стареем на десять лет. Прошло два-три года, и я почувствовала, что изменилась. Моя кожа огрубела, губы посерели, в погасших глазах появились красные жилки. Я вставала поздно и все же чувствовала себя разбитой. Я понимала, что посетители замечают это, они ведь не слепы; постепенно их становилось все меньше. Я еще больше старалась угождать мужчинам и еще сильнее ненавидела
Иногда мне казалось, что я вижу свою смерть. С каждым полученным юанем во мне словно отмирало что-то. Деньги способствуют продлению жизни, но способ, которым я добывала их, наоборот, сокращает жизнь. Я видела свою смерть, я ждала ее. Мысль о смерти вытесняла все остальное. И о чем, собственно, думать, когда жизнь изо дня в день была такой. Мама – вот моя тень; в лучшем случае я стану такой же. Распродав свое тело, я буду, как она,– с пучком седых волос и темной морщинистой кожей. Такова моя судьба.
40
Я принужденно улыбалась, принужденно безумствовала; горе мое не выплакать слезами. В жизни моей нечего жалеть, но в конце концов это была жизнь, и я не хотела опускать руки. К тому же я не виновата в том, что делала. Смерть страшна лишь тогда, когда жизнь прекрасна. Меня же не пугали муки смерти, мои страдания давно превзошли все, что несет смерть. Я люблю жизнь, но не такую. Я мечтаю об идеальной жизни, жизни, подобной сну; этот сон исчезает, и реальность еще сильнее заставляет меня ощутить все невзгоды. Этот мир не сон, а настоящий ад. Мама, видя мои страдания, убеждала меня выйти замуж, чтобы я имела пищу, а она без хлопот – обеспеченную старость. Я ее – надежда. Но за кого я выйду замуж?
41
Имея дело со многими мужчинами, я совсем забыла, что такое любовь. Я не могла любить даже самое себя, не то что другого человека. Рассчитывая выйти замуж, я должна притворяться, что люблю, уверять, что хочу быть
42
Как раз в это время меня схватила полиция. Новые городские власти много разглагольствовали о морали и решили очиститься от грязи. Официальные проститутки по-прежнему занимались своим ремеслом, потому что они откупились; давшие деньги считались исправившимися и добродетельными. Меня поместили в исправительный дом и стали учить работать. Стирать, стряпать, вязать – все я умела. Если бы этим можно было прокормиться, я никогда бы не взялась за свое мучительное ремесло. Я говорила всем об этом, но мне не верили, считали безнадежно испорченной. Меня учили трудиться и говорили, что я должна любить свою работу, тогда я в будущем смогу себя прокормить или выйду замуж. Эти люди были полны оптимизма, я же не верила ни во что. Своим самым крупным успехом они считали то, что больше десяти женщин после исправительного дома вышли замуж. Два юаня процедурных расходов да подыскание одной рекомендации – вот все заботы о каждой из женщин, попавших сюда. Считалось, что это дешево. Мне эта процедура казалась издевательством. Речи об исправлении на меня не действовали. Когда к нам заявился с проверкой какой-то важный чиновник, я плюнула ему в лицо. После этого меня не решились выпустить, я была опасна. Перевоспитывать меня тоже не хотели. И я очутилась в тюрьме.
43
Тюрьма – прекрасное место, которое помогает тебе окончательно почувствовать никчемность человеческой жизни; даже в своих снах я никогда не видела такого отвратительного фарса. Попав в тюрьму, я уже не думала о том, чтобы выйти отсюда; по своему опыту я знала, что там, на свободе, ненамного легче. Я не хотела бы умереть, если бы отсюда можно было попасть в лучшее место, но на самом деле такого места нет, а потому не все ли равно, где умереть! Здесь, именно здесь я снова увидела своего лучшего друга – серп луны. Как давно я его не видела! Что-то делает мама? Я все вспоминаю.